Гончарову наносят удар

Петров Михаил

– А что? Хороша?

– Дешевка, глупая кукла!

– Вот тут ты не права, глупой ее никак не назовешь. Но перейдем к делу. Ленточка у меня появилась, некоторые предпосылки, так сказать, чтобы согласиться с твоими подозрениями об убийстве.

– Вот как? Говори конкретней!

– Долго объяснять. Поэтому говорить придется тебе. Я буду лишь задавать вопросы. Ты обмолвилась, что отец начал вести дневник сразу после окончания войны. Я правильно тебя понял?

– Да, это именно так. Первая запись помечена июнем сорок пятого.

– Не значит ли это, что твой отец воевал?

– Нет, он ведь

с тридцатого года, а вот в партизанском отряде состоял, где-то на Брянщине. Папа периодически принимался нам об этом рассказывать, но мы не очень и слушали. Теперь-то я понимаю, какими глупцами мы были. Поистине - ценишь то, что потерял.

– Успокойся, скажи, ты когда-нибудь интересовалась содержанием дневников?

– Я - нет, может быть, Александр?..

– Я?
– изумился братец.
– Чего ради? Мне и в голову такое не приходило!

– Плохо! Лена, а из партизанских фотографий отца ничего не пропало?

– Не знаю, у него всего-то одна и была. Там он в обнимку с двумя бородатыми мужиками запечатлен. Могу сегодня же проверить. Я это фото хорошо помню. Его отец часто доставал. На обороте какая-то надпись, вроде "Дружить до гроба!", и их подписи.

– Когда проверишь, на месте ли она, обязательно позвони.

– Хорошо, но к чему все это?

– Пока не знаю, но может, и пригодится. Теперь вкратце расскажите мне биографию отца. Хотя бы то, что знаете.

– Попробую, тем более это несложно, биография у него простая. Насколько я знаю, после войны он поступил в строительный техникум - не то в Омске, не то в Томске. Вскоре после его окончания приехал в здешние края, где и устроился в "Спецгидрострой" каким-то инженером. Проработал там почти сорок лет, вплоть до начала Великой Перестройки. С мамой познакомился в пятьдесят восьмом, ну а я родилась в шестидесятом. Последнее время работал в жилищном тресте вахтером, об этом я тебе уже говорила. Вот, собственно, и все!

– Негусто! Кого из его близких товарищей ты знала?

– Было у него три закадычных дружка-алкаша, но только все они приказали долго жить. Последний - в прошлом году.

– Вот как!
– насторожился я.
– Это интересно, очень даже интересно! А от чего они померли? В частности, последний?

– Не только последний, но и первый - все умерли от рака.

В комнату, дыша презрением и ароматом кофе, высокомерно вплыла Милка. На вытянутых руках она брезгливо несла поднос. Швырнув его перед нашими носами, демонстративно повернулась к нам задницей. Не удержавшись, я крепко шлепнул ее по откляченной ягодице.

– Алена, глянь, какую кобылицу я взнуздал!

– Козел!
– взвизгнула Милка.
– Это я тебя взнуздала!

– Видали, какая норовистая, - усмехнулся я.
– Так и норовит всадника сбросить...

– Извините, господин Гончаров.
– Ленка поджала губы.
– Но мы пришли сюда по делу, и нам бы не хотелось быть свидетелями ваших сексуальных игр.

– Прошу прощения. На чем мы остановились? Ах да, все трое умерли от болезни, именуемой раком. Очень жаль.

– Естественно, кошка подохнет, и то жалко, а тут...

– Кстати о кошках, точнее, о собаках. Когда вы обнаружили тру... тело отца, где находился ваш Трезор? И в каком состоянии он был?

– Рекс? Странно, что вы интересуетесь этим, но я

и сама не раз думала... Когда я пришла, он лежал на крыльце и как будто меня не видел. То есть не было у него всегдашнего бешеного восторга при моем появлении. Обычно он встречал меня всевозможными вывертами, старался лизнуть в нос, а в тот раз - ноль эмоций. Вначале я не придала этому никакого значения, но когда увезли отца, заметила, что и двигается-то пес с трудом, качается, будто пьяный. Может быть, от тоски? Но тогда бы он выл, как всякая другая собака. Не знаю...

– Не выл, значит? Это хорошо.

– Что же тут хорошего?

– Пока не знаю. На сегодня все! Как только проверите наличие или отсутствие партизанской фотографии, непременно позвоните. Сдается мне, что ваши сомнения касательно самоубийства Сергея Александровича небезосновательны.

Как только за посетителями закрылась дверь, я, лежа на диване, погрузился в величественную задумчивость, совершенно игнорируя похотливые поползновения моей подруги. Думать не хотелось, я просто морщил свой сократовский лоб и ждал, когда ей надоест попусту тратить время. Но я все-таки ошибся, победила молодость. Кряхтя и постанывая от боли в руке, я удовлетворил Милкино желание. Вполне довольная мною, она вскоре засопела под боком.

Что мы имеем? Невольно мои мысли сами собой вошли в нужное русло. То, что Лагин умер не своей смертью, ясно как день. По крайней мере, три факта указывали на это. Во-первых, исчезновение дневников, во-вторых, отсутствие посмертной записки, в-третьих, поведение собаки, которую, вероятно, капитально одурманили. Каждое из этих трех обстоятельств еще ни о чем не говорило, но вкупе они заставляли крепко задуматься. Стрелка весов склонялась к убийству. Если, конечно, Ленка не врет! Но какой для нее в том смысл? Ложь была бы понятна, когда доказывала бы обратное. Но кому понадобилось кончать безвредного пенсионера-алкаша? Маленький хвостик, который я было ухватил, выглядел прозрачным и хилым. Скорее всего, после Ленкиного звонка он оборвется вовсе. Тестюшка, тестюшка, ну кому могла понадобиться твоя стариковская жизнь пьяницы? Интересно, на что же ты пил? Неужели на деньги, получаемые за извоз? Маловероятно. На это много не выпьешь, да и пить при этом не рекомендуется. Хотя живут же люди, например, сегодняшний старикан, что пропорол мне крыло и переднюю дверь. Господи, и это еще... час от часу не легче! Надо позвонить "настоящему тестю", чтобы на завтра выделил мне пару парней из ОМОНа. Думаю, втроем мы надолго отобьем у них охоту заниматься подобным промыслом.

Ленка позвонила в девять, когда я уже засыпал. Как я и предвидел, ничего интересного она не сказала. Партизанская фотография отца находилась на месте. Она даже зачитала фамилии изображенных на ней партизан, но теперь они мне были без надобности. Далекая война к сегодняшней смерти Сергея Александровича не имела никакого отношения.

– Что ты на это скажешь, великий сыщик Пинкертон?
– подводя черту под разговором, спросила она.

– Ничего утешительного. То, на что я рассчитывал, увы, не подтвердилось. Где копать дальше, ума не приложу. Искать какие-то концы в "Спецгидрострое" бессмысленно, прошло много лет. Единственное, что остается, - пощупать его последнее место работы. Где он работал - в каком тресте?