Гончарову наносят удар

Петров Михаил

– Ты кто такой?

– Тот, на кого они наехали.

– Тогда утрись и отдыхай, - на глазах наглел долговязый очкарик, - не советую тебе устраивать с ними разборки.

– Тогда устроим с тобой!
– входя, весело сообщил Макс.

– Да вы что, мужики? Не знаю я никаких Алексеичей, оставьте меня в покое!

– Сейчас не знаешь - через минуту вспомнишь. Это я тебе обещаю. Говори, подлюга, где их найти.

– Мамой клянусь, не понимаю, о чем вы говорите!

Я заметил, что долговязый незаметно двигается к верстаку. На всякий случай я решил преградить ему

путь. Но, сделав резкий выпад, он оттолкнул меня и нырнул куда-то вниз, под верстак. Не успели мы опомниться, как лязгнула металлическая дверь и мы с Максом остались одни.

– Иваныч, смотри здесь, я - наружу, у него где-то есть второй выход.

Минут через десять Ухов привел Витька, бледного и послушного. По тому, как висели руки очкарика, я понял, что Макс потрудился на славу.

– Ну что, глиста, будем говорить или немного подышим выхлопным газом?

– Не надо, я скажу, только не выдавайте меня, - затянул извечную песню поверженный Витек.
– Если они узнают, мне конец.

– Ладно, мразь, живи. Говори адрес!

– Я только Славика знаю, молодого.

Молодой Славик жил с папой и мамой в трехкомнатной квартире в престижном районе. В половине одиннадцатого, когда мы позвонили в его дверь, он еще мирно почивал, видимо устав от праведных ночных трудов.

– А вы откуда?
– надменно спросила его мамаша, еще довольно молодая дама, загораживая дверь.

– Из пионерской дружины, - бесцеремонно отталкивая блондинку, представился Макс.
– Не видишь, что ли, вожатые пришли.

Пока мадам козыряла своими связями и грозила дойти до президента страны, мы успешно прорвались в святая святых - спаленку ее ненаглядного сынишки, не далее как вчера грозившего мне паяльником. Макс действовал просто и гармонично. Резиновой дубинкой он слегка стукнул спящего по лбу. Вскочив, гаденыш долго не мог сфокусировать нас в своем сознании. А когда наконец узнал меня, то заорал грудным младенцем:

– Мама, чего они тут делают, сейчас же выгони их отсюда!

Мамаша, выбив защелку, ворвалась в комнату и вцепилась мне в физиономию:

– Убирайтесь вон, скоты, испугали мне ребенка! Так просто я это не оставлю. Вы мне ответите за все. Убирайтесь!

– Уберемся, обязательно уберемся, но только с вашим очаровательным сыночком!
– с трудом стряхивая с себя озверевшую бабу, пообещал я.

– Да, гражданочка, мы забираем его. Я лейтенант милиции Ухов, вот документы, взгляните. Ваш сын подозревается в грабеже и разбое.

– Что?!
– открыла рот мамаша.
– Что вы такое несете? За это вы у меня ответите по всей строгости закона. Я требую немедленно соединить меня с вашим начальством!

– Это, к сожалению, невозможно, сегодня выходной день.

– Звоните домой! Сына я вам не отдам, скоты!
– зашлась в истерике бабенка.
– Какую чушь вы несете? Мой Славик не способен на преступление!

– Твой Славик, - не выдержал я, - хотел воткнуть мне в жопу паяльник, чтобы таким образом заполучить три тысячи рублей. И он их получил, но этого ему показалось мало, он включил счетчик и требует еще столько же. Твой Славик рэкетир и главарь банды, и разговаривать я с ним буду не как с нашалившим школьником, а как с извращенным, жестоким садистом и бандитом.

– Он врет, мамочка, не верь ему, ты же знаешь, что это не так! проклюнулся пискливый голос птенца.
– Не слушай их, мама! Позвони Николаю Александровичу, пусть он распорядится.

– Убирайтесь вон, мусора вонючие, если не хотите крупных неприятностей! А я вам их обещаю. Я доведу дело до суда.

– Не сомневаюсь, - согласился Макс, - и даже, наверное, выиграете процесс, поэтому мы будем действовать иначе.

Неуловимым движением он обесточил истеричную бабу, велел мне отнести ее в спальню, надежно спеленать и заклеить пластырем кричалку. Когда, добросовестно выполнив его поручение, я возвратился, ревущий Славик, наматывая на кулак сопли, отсчитывал банкноты. Ухов, с дубинкой наготове, внимательно следил за операцией.

– Вот, заберите, - отсчитав положенную сумму, промямлил сосунок, здесь три тысячи.

– Э нет, мой мальчик! Ты, наверное, забыл о том, что еще нужно платить за ремонт машины, которую расхреначил ваш Алексеич.

– А я тут при чем? Пусть он и платит.

– Нет, Славик, нет, мой сладкий. Ты сказал, что вы хотели ему помочь, вот и помогайте, нехорошо попусту языком бякать, оторвать можно.

– Да что вы в самом деле, не знаю я никакого Алексеича, уходите!

– Не знаешь - не беда, сейчас познакомишься. Это тебе для начала, чтоб память не терял.

Указательным пальцем Макс резко ударил его под ребра. Открыв рот, Славик пытался глотнуть немного воздуха, но ничего не получалось, и он, повалившись на диван, совсем загрустил.

– Да плюнь на него, Ухов, он и так все понял, поехали лучше пить водку!
– пытался я остановить Макса.

– Вряд ли, а если он и понял, то как же остальные?

– Сколько нужно на ремонт?
– очухался пацан.

– Семь тысяч, - загнул Макс.

Скуля и повизгивая, щенок отсчитал требуемую сумму и предложил нам удалиться, навсегда забыв о его существовании.

– Ты не прав, Славик, - пряча деньги, благодушно возразил Ухов, - мы не сделали самого главного. Совсем позабыли про твое заявление.

– Какое еще заявление?
– ожидая очередного подвоха, насторожился парень.

– Заявление о твоем чистосердечном признании, где ты во всех подробностях расскажешь, как вы пришли в дом господина Гончарова, как его избили, как привязали к батарее и угрожали паяльником. Ну и, наконец, сколько забрали денег. Словом, все то, что произошло на самом деле, и ни грамма больше. Ты не волнуйся, я тебе надиктую.

– Ничего я писать не буду, это может быть использовано против меня.

– Ой какой грамотный мальчик, тебе бы в академиях учиться, а ты по ночам с гирькой промышляешь, прямо несоответствие избранной профессии получается. Да ты не бойся, бумаге мы ход дадим только в том случае, если вы будете себя плохо вести. В суд подадите, например, или еще чего начудите. Пиши, недоносок, или я приму силовые меры воздействия, а ты их не любишь. Иваныч, приведи сюда мамашу, уже должна очухаться. Пусть сынок и ей расскажет, чем занимается.