Гончарову наносят удар
Шрифт:
А что это еще неясной тенью вертится в вашей башке, господин Гончаров? Ах да, сорванная маска! Вряд ли старик стал бы срывать маску со своего сообщника. Значит... Да, стрелка весов склоняется явно не в пользу Каретникова. Но как его ущучить? Нереальные мечты, да и прошло полгода, а Кир - мужик расчетливый и скользкий. Под жабры голыми руками его не возьмешь. А Лагин, единственный, кто мог бы пролить свет, уже на том свете! Может, здесь-то и появится слабое место в обороне Каретникова? С чего бы начать?
Я уже собирался запускать двигатель, когда,
– Я вижу, осаду вы предприняли серьезную. Уже и девок моих объезжаете! Скажите, чего вы хотите, я постараюсь удовлетворить ваше любопытство.
– Милый мой бухгалтер, прежде всего меня интересует, почему в тот день, в день ограбления, вы убежали вперед, предоставив безоружному старику одному тащить нелегкую денежную сумку.
– Боже мой, и из-за этого вы полдня отираете наши стены и пристаете к невинным девам? Все очень просто и банально. Меня одолела медвежья болезнь, или попросту понос. Я чуть было не обделался прямо в машине.
Такого поворота я не ожидал. Если брать за веру его слова, то дело принимало совершенно иную окраску, и все мои предыдущие измышления сводились к нулю. Но где гарантия, что бух не врет? Уж больно красивую версию я выстроил, и расстаться с ней жалко было до боли! Но и его объяснение выглядит правдоподобно. Получается, что некое третье лицо намеренно отравило их обоих. Ладно, попробуем пойти дальше.
– Хорошо, в таком случае, почему вы доверили деньги шоферу, ведь это не положено?
– Извините, но когда ты вот-вот наложишь в штаны, инструкции тебя волнуют мало, это во-первых. А кроме того, накануне, играя в теннис, я сильно ушиб руку. Кстати, это может подтвердить мой партнер. Но обо всем этом ваши коллеги меня уже спрашивали полгода назад.
– Да, конечно, но неожиданное самоубийство Лагина, знаете ли...
– Понимаю вас, не извиняйтесь, - покровительственно похлопал меня по плечу Кир, - служба есть служба! Только напрасно вы ищете связь между этим делом и самоубийством Сергея Александровича. По крайней мере, так мне кажется.
– Возможно, все равно большое вам спасибо за информацию.
– Рад служить. Если возникнут какие-то проблемы с ремонтом квартиры, то приходите. С удовольствием помогу!
* * *
Осиротевшие дети сидели рядышком, вежливо выслушивая дифирамбы в память отца. Матери полегчало, но она все еще находилась в больнице. Ленка здорово сдала за эти дни, и мне даже стало ее жаль. Крепко взяв за локоть, я отвел ее в сторону:
– Алена, сегодня здесь был здоровый красивый мужик в коричневой кожаной куртке, ты должна была обратить на него внимание.
– Конечно, я его знаю, он здорово помог нам с похоронами - и деньгами, организовал все. Кажется, он был начальником отца...
– Все правильно. Скажи мне, в последние дни перед смертью отца он к вам заходил?
– Нет. По крайней мере, при мне. В последнее время к отцу вообще никто не приходил. В полном одиночестве он пил водку, писал свой дневник да рисовал какие-то рожи. Не успевала выбрасывать за ним испорченную бумагу.
– Рожи, говоришь? Это интересно! Он что, художник?
– Какой там художник! Домик нарисовать не мог.
– Еще интересней! А у тебя, случаем, не сохранилось несколько экземпляров его творчества?
– Вообще-то я их все время выкидывала, но вчера, в поисках дневника, опять обнаружила несколько физиономий. И, ты знаешь, выбросить - рука не поднялась. Оставила на память, как последнее его письмо.
– Ленка, ты очень правильно это сделала! Ты даже не представляешь, насколько ты умная женщина!
– Я тебе это всегда говорила, Гончаров, но ты не верил.
– Я был молод и глуп. Где рисунки?
– Сейчас принесу. Ты помяни его пока.
– Я за рулем, позже приеду специально.
На четырех листах обыкновенной писчей бумаги детской рукой было нацарапано восемь рожиц. Даром живописца покойный явно не обладал. Рожи были кривые и какие-то ненастоящие, непохожие одна на другую, но всех их что-то роднило. То ли перекошенный злобой рот, то ли массивная челюсть. Словом, если приглядеться, то становилось понятно, что неумелый человек хотел нам показать одно и то же лицо. На трех рисунках у человечка были задраны кверху руки, словно он готовился кого-то ударить. Интересные мордочки, ничего не скажешь! Если привязать к ним прошлое ограбление, то полету моей фантазии не будет предела. И все же надо попробовать.
Знакомых господ, занимающихся сомнительной деятельностью и накрепко связанных с откровенными преступниками, у меня в городе предостаточно. Пролистав записную книжку, я отправился на охоту. Не вдаваясь в подробности, демонстрировал им своих злобных человечков в надежде разбудить ассоциативную память применительно к какому-нибудь конкретному лицу. К сожалению, мои усилия оказались напрасными. Проехав по семи адресам, я отказался от бредовой идеи. То ли никто не хотел выдавать своего брата, то ли художником Лагин оказался хреновым. Как бы там ни было, к Елене я возвратился несолоно хлебавши. И на ее немой вопрос только отрицательно мотнул головой, не желая вдаваться в детали. Просидел я с братом и сестрой до темноты. Только часов в десять, с трудом поймав тачку, отправился домой.
Несмотря на печальный повод сегодняшней пьянки, состояние, близкое к блаженству, овладело мной, когда я подходил к дому. Я любил этот мир, я любил человечество - со всеми его причудами и недостатками. Но кажется, человечество не очень-то любило меня, потому что, едва я ступил на коврик возле собственной двери, как яркое, злое солнце миллионами брызг взорвалось под ногами. Оно высоко меня подбросило, ударило головой о ступени и пожелало ночных сновидений.
– ... Козел... кто в партию, кто куда... а он вечно не туда вступит. Козел, как ты мне надоел... очнись, скотина...
– надоедливо мешает мне умирать занудный знакомый голос.