Гончарову наносят удар
Шрифт:
– Согласен, но и среди них имеются свои иуды.
– Это точно! Гиены в стае шакалов. А может, действительно и среди них есть свои подлюги? Как бы то ни было, действовать надо осторожно. Похоже, ты, Иваныч, поднял спящего медведя. И он отреагировал моментально. Думаю, вчерашний взрыв - это его рук дело.
– Не может быть, уж очень мало времени прошло, скорее всего, его устроили те недоноски-рэкетиры.
– Нет, я заезжал к Славику, трясется как заячий хвост, плачет и божится, что они тут ни при чем.
– Ухов, я давно не верю слезам, тем более, когда плачут подонки.
– Я тоже, но у него железное алиби. С тех пор
– Ну и продал бы, у нас еще одно есть!
– Конечно, продать его было можно, но как бы с ним вместе не продать и себя, а там... Коготок увяз - всей птичке пропасть. Кажется, так говорил мой учитель и наставник Константин Гончаров? Вот и гребаная Филипповка. Куда дальше?
– А дальше, Макс, не надо! Приткнись где-нибудь здесь. Мы пешком обогнем деревню и зайдем со стороны коровника. Так будет правильней.
– Справедливо и по существу, только куда мне сунуть тачку? Так, чтоб было неприметно?
После некоторых размышлений мы приткнулись к покосившейся хибаре. Старуха, очень похожая на свое жилье, ковырялась в огороде. За десять рублей она согласилась присмотреть за машиной и, более того, сообщать любопытным, что это приехали именно к ней.
Кратчайшим путем мы вышли за околицу и повернули налево, рассчитывая незамеченными подойти к развалинам коровника с тыла. Скользя, падая и несусветно матерясь, месили мы черную непросохшую землю картофельного поля. Через полчаса, когда наконец добрались до загона, Макс походил на огромный шевелящийся ком земли. Наверное, вторым комом был я. Проскользнув в сарай, мы затаились, ежесекундно ожидая какой-нибудь пакости. Но кажется, все было спокойно. Раскисший прошлогодний навоз, пригретый весенним солнцем, издавал восхитительное зловоние. При свете умирающего дня через дверные проломы был хорошо виден интересующий нас дом. Вид он имел печальный, и слово "дом" к нему можно было применить с большой натяжкой. Строение это скорее напоминало большую собачью конуру или покосившийся уличный сортир на двенадцать персон. До него было метров пятьдесят, и потому отчетливо слышалась задушевная русская песня "Степь да степь кругом". Из пьяных глоток она лилась протяжно и тоскливо. Сквозь мужские голоса прорезались и женские. Похоже, им было очень хорошо, и нашего непрошеного визита ожидали здесь меньше всего.
– Что скажешь, Макс, кажется, наколка не фуфловая?
– Не знаю, давай малость понаблюдаем, прикинем к носу.
– К моему носу уже ничего не прикинешь, он буквально залеплен коровьим дерьмом. Пойдем их брать, пока тепленькие.
– Иваныч, не гони коней. Если тепленькие, то взять их всегда успеем, а вдруг они дуру гонят? На понт берут. Вот тогда не мы их, а они нас возьмут. Захомутают и, не задумываясь, головы отвинтят. У меня баба сегодня ночью пацана родила. Я его не видел еще. Гляди, как надралась.
Из халупы на хилое сгнившее крыльцо вывалилась голая синюшная баба и, захлебываясь соплями, принялась старательно блевать. Ее тело, фиолетовое и тщедушное, в рвотных приступах бешено колотило, и оттого длинные высохшие груди болтались, словно чулки на ветру. Вышел рыжий, всклокоченный мужик. Встав рядом, справил нужду, пьяно и внимательно наблюдая за несчастной собутыльницей. Видимо, нашел в ней что-то сексуально притягательное. Но джентльменом он не был: даже не спросив позволения, как того требует этикет, упер подругу головой в перила и занялся любовью. Максу его поведение явно не понравилось. Подождав окончания полового акта, он выматерился и решил:
– Пойдем, Иваныч, я первым, ты за мной. Идем через оконный проем.
Подождав, пока он перепрыгнет на ту сторону, я последовал его примеру. Очутившись на земле, успел услышать голос исчезнувшего Макса:
– Осторожно, здесь...
Земля неожиданно разошлась подо мной, и я провалился в черную смердящую яму, по грудь наполненную вязкой навозной жижей. До остатков настила, который мы обрушили, было более метра. Без посторонней помощи, скованному коровьим дерьмом, мне не дотянуться.
– Иваныч, ты жив?
– тревожно спросил Макс где-то рядом.
– Жив, успокоил я, - только попали мы с тобой, Ухов, в самое что ни на есть дерьмо!
– А если попали, то и сидите тихо, не чирикайте!
– посоветовал нам сверху насмешливый хрипловатый голос.
– Ты, мудило, - еще ничего не понимая, обратился я к невидимому голосу, - вытащи нас отсюда.
– Не затем вас сюда заманили, чтоб выпускать. Козлы, там и подохнете!
– Ты что, сдурел? Мы стрелять будем. Народ сбежится.
– Тогда подохнете прямо сейчас. Учтите - один ваш выстрел, и вы уже трупы. Граната у меня наготове. Вы меня хорошо поняли? Не слышу. Наверное, хотите дымовую шашку, может быть, тогда перестанете молчать.
– Не майся дурью! Ты кто?
– Какая вам разница, псы легавые!
– Что с нами будете делать?
– Придет шеф, он вам и расскажет, - счастливо засмеялся охранник говнистой ямы, - только не рассчитывайте на хорошее, это я вам точно говорю!
На этом он оборвал переговоры, видимо считая, что общение с людьми, сидящими в дерьме, наносит непоправимый вред его достоинству. Температура окружающей нас среды была градусов на десять ниже температуры воздуха, и я, как потерпевший кораблекрушение, боялся скорого переохлаждения организма.
– Макс, - тихо стуча зубами, позвал я, - а может, попытаемся выбраться? Здесь очень холодно, а еще какой-то дурак говорил, что навоз горит. Сюда бы сейчас этого умника!
– Горит навоз, а не навозная жижа.
– Какая разница? Давай попробуем, ты встанешь мне на плечи и...
– Выбраться мы отсюда можем только прямиком на тот свет. Он сразу же кинет сюда гранату, а я еще не видел пацаненка. Погоди малость, Иваныч, безвыходных положений не бывает, просто нужно этот выход искать. Эй ты! попытался возобновить собеседование Макс.
– Вытащи нас отсюда, иначе мы околеем от холода, не дождавшись твоего шефа.
– Не могу, не имею права, - послушный директиве главаря, с сожалением ответил сторож.
– Могу вам для согрева сбросить бутылку водки.
– С паршивого козла хоть шерсти клок, давай сюда.
– Теперь не дам. Вы меня оскорбили, и, пока не попросите прощения, я с вами ни в какие переговоры вступать не буду, - обидчиво отрезал деревенский интеллигент и ту же принципиально затих, предоставив нам свободу решения. Решили мы однозначно.
– Ну, ты, как тебя там... Прости негодяев и давай пузырь!
– заорал я, вконец околевая.
– Да побыстрее, сдохнем сейчас. Когда твой шеф-то приедет?