Гонг и чаша
Шрифт:
Вежлева выпорхнула из дверей «Радеона» ровно в семь. Длинноногая, с модной прической (это когда вроде как волосы и вразнобой, но вроде как и аккуратно. И как они это делают?), с загадочной полуулыбкой и формами, которые снятся подросткам пубертатного периода в предутренних снах.
Я вышел из машины, размахивая бегонией, и сообщил:
— Прости, барыня, не было ить валенок-то! Ну не было!
— Хм… Ну, хоть три корочки хлеба-то ты мне обеспечишь сегодня? Я бы съела сейчас что угодно, даже подметки ботинок, если их с соусом подадут!
— Вашество,
— Киф, скотина! Я сейчас слюной захлебнусь! Хочу-хочу-хочу! Поехали скорее!
Мне понравилось, как она ела. Не жеманничая и не пуская в ход все эти женские штуки, вроде: «Вообще-то я худею, но сегодня, только ради тебя. Мм. Уже шесть вечера! После шести я не ем! А сколько тут калорий? Что значит — не знаю? Позовите мне вашего начальника, как он там у вас называется?» Нет, как только нас провели в кабинет, Марина цапнула со стола меню, четко объяснила официанту, каких салатов и закусок ей не надо и какие она желает откушать, какое мясо она хочет и какой степени прожарки оно должно быть, сообщила и впрямь сложносочиненный состав гарнира, отмела его доводы: «Но у нас гарнир…» — заметив, что вон тот Буратино довольно богат (ее пальчик с безупречным маникюром ткнул в меня) и все его, официантские, труды будут вознаграждены.
Чем дальше, тем больше. Даже против своей воли и вопреки рассудку я любовался этой женщиной. Она была абсолютно естественна во всех своих проявлениях, и это мне тоже очень нравилось. И она видела это, поскольку, судя по всему, к подобному давно привыкла. При этом мой инстинкт самосохранения просто вопил об опасности, поскольку увлечение такой женщиной — это верный путь на погост, в район семейной усыпальницы, на предмет подзахоронения. Или в дом скорби.
Утолив голод, она достала пачку недорогих сигарет, причем не этой тонкой модной ерунды, а «Лаки страйк», сигареты работяг и шоферов, и с аппетитом закурила.
— Так вроде нельзя в ресторане? — Я ухмыльнулся.
— Ой, не нуди. — Марина стряхнула пепел в пепельницу. — Если стоит пепельница, то можно. Сам же знаешь: все животные равны, но некоторые…
— Ну да, — достал и я сигареты. — Так оно и есть на самом деле.
Она засмеялась, тряхнула головой так, что прядки волос разлетелись в разные стороны, и положила свою ладонь на мою:
— Да не напрягайся ты, не нужен мне твой скальп в мою коллекцию. Без обид. Ты славный мальчик, но… Ты же все понял?
Я шумно выдохнул, изображая огромное нравственное облегчение, и продолжил ее фразу:
— Но я не та мишень, в которую нужно стрелять?
— Что-то в этом роде. И девочка твоя напрасно переживает, хотя, с другой стороны, ей это очень полезно — вперед наука будет. Но в принципе, если хочешь приключений на свою голову…
— Не хочу, — немедленно ответил я ей.
— Ну, я всегда говорила, что ты не дурак. — Марина потушила
Интересно, а кому она это говорила?
— А зачем тогда? — Я обвел рукой кабинет.
— А почему бы и нет? Отдохнешь от своих игр, покушаешь, да и мне интересно с тобой пообщаться вот так, без официоза. Нам с тобой еще долго работать бок о бок, по крайней мере я на это надеюсь.
Я немного расслабился, и беседа потекла своим чередом. От вина Марина отказалась, я же был за рулем, и потому наш разговор был похож на небольшую партию в шахматы. Мы передвигали фразы, обменивались двусмысленными шутками, жертвовали факты, рокировались афоризмами. И вот что я вам скажу: по моему личному мнению, Зимину и Валяеву следовало по возможности не давать этой женщине заходить им за спину, чтобы Вежлева не всадила в нее самый неожиданный момент нож. Я видел и общался с разными людьми, но эта женщина была чем-то совершенно особенным.
Беседа текла плавно, мы обсудили то и это, поговорили о королях и о капусте и все-таки сошли на тему Файролла. Она невинными и отвлеченными на первый взгляд вопросами пыталась узнать у меня мое мнение о происходящих в игре событиях, я умело отбивался, пока наконец не прозвучало:
— А с кланами-то что творится, а? Прямо скоро глотки друг другу рвать будут.
«Чертов Зимин! Все знал!»
— Да не то слово, Марина. Я так думаю, что скоро большая драка начнется. Ну, как скоро… Будет, одним словом.
— Полагаешь, что будет?
— Уверен. Я слышал, что в это дело вписались «Двойные щиты», а это что-то да значит.
— Откуда информация? — благодушный секунду назад голос Вежлевой сменился лязгом затвора.
— Марин, не проси меня ответить на вопрос, на который я все равно не отвечу. Знаю.
— Киф, ты последний человек, с которым я хочу ссориться, но если ты мне не скажешь, откуда у тебя такие данные, то я все равно это узнаю. Только отношения у нас после этого будут другие.
Вот и зубки показались. Причем пока только легкий оскал, только губа самую малость приподнялась. А по спине холод пополз, пополз… Как днем, в храме, когда я ту беду почуял, что сзади на хвосте стояла и жало высовывала…
— Я сказал, ты услышала. Кстати, не пора ли нам пора? Меня жена дома ждет.
— Жена? — Вежлева хмыкнула. — Провинциальная дурочка стала женой? Что-то я пропустила… Может, до утра подождет, куда нам, молодым да красивым, спешить?
— Да нет, она тогда спать не ляжет, синяки под глазами будут. Зачем?
— Ну, раз так — езжай, я еще посижу. Хорошо тут.
— Я думал, что отвезу тебя.
— Вызову такси. И кстати, скажи официанту, чтобы сюда зашел.
Я вынул бумажник, оставил купюры на столе, облобызал ей ручку и удалился. На спине я чувствовал ее взгляд, и мне казалось, что смотрит она сквозь оптический прицел.
Вика, увидев меня даже раньше одиннадцати, явно обрадовалась, впрочем, постаралась не показать это, а я в свою очередь постарался сделать вид, что этого не заметил.