Гонимые
Шрифт:
Старик повернулся к своим товарищам:
– Что думаете вы? А?
Один из них, постарше, покрутил головой.
– При дележе добычи нам достанутся копыта.
– Борджигины, известно, любят брать, но не любят отдавать, – добавил второй.
Тэмуджин насупился.
– Откуда тебе знать, какие мы есть, Борджигины?
– А Даритай кто? В прошлом году взял у меня повозку, совсем новую.
Взамен хотел дать хорошего скакуна. Не дал.
– Он врет! – привскочил на стременах Даритай-отчигин – Коня тебе послал, но, если он издох по дороге, я виноват?
Завязалась
Вдруг резко крикнул:
– Хватит! Ты получишь коня. Из моего табуна. Сам выберешь.
– Давно бы так! А то…
– Так будем охотиться вместе?
Улук-багатур почесал за ухом.
– Ничего не сделаешь, придется.
– Сразу видно мудрого человека… – Тэмуджин помолчал, что-то обдумывая. – Твой возраст высок, ты знаешь эти места лучше, чем мы, возьми поводья облавной охоты в свои руки. Все мы будем внимать твоему слову. – Наклонил перед Улук-багатуром голову, в знак покорности опустил руки.
Другим нойонам и Джамухе ничего не осталось, как сделать то же самое.
Джамуха подумал, что анда поступил правильно, но что-то ему все-таки не по душе, что-то не нравилось…
Улук-багатур, удостоенный столь высокой чести, стал важным, даже глаза уже не слезились. Посмотришь – не нойон захудалого племени, подвластного другому, а сам хан найманский. Непререкаемым, отрывистым голосом распорядился, кто пойдет с правым, кто с левым крылом; из своих людей назначил главных.
Стали разъезжаться. Джамуха оказался рядом с Алтаном. Двоюродный дядя Тэмуджина, одетый в лисью доху, крытую зеленой материей, подпоясанный ярким шелковым кушаком, обиженно поджимал толстые губы, его красное, будто снегом натертое, лицо было пасмурным.
– Почему мы должны облавить зверя как простые загонщики?
Джамуха промолчал.
– И все наш Тэмуджин, – не унимался Алтан.
– Он тебя не заставлял ехать с загонщиками.
– Не заставлял. Но и ни о чем не спрашивал. А спросить надо было.
Джамухе нечего было сказать Алтану. Все верно. Тэмуджину следовало узнать, как на это смотрят они – равные с ним. Но он все решает сам.
Решает правильно, тут ничего не скажешь. И все-таки…
Охотники выстроились для загона – друг от друга на два полета стрелы.
Джамуха представил, какой огромный угол леса охвачен облавой, и перестал думать о Тэмуджине. Охота – занятие, достойное настоящих мужчин. И день хороший. Морозная дымка растаяла бесследно, воздух стал до того прозрачным, что казалось, чуть напряги зрение – и на самых дальних горах можешь рассмотреть трещины в скалах, отдельные деревья. Толстые, пушистые хлопья снега лежали на лапах сосен и елей, мягкие сугробы укрывали палый лист, сухие сучья и валежины, от этого лес выглядел чистым, светлым, насквозь пронизанным ярким зимним светом.
Беломордый шел ровным, спокойным шагом. Мерзло поскрипывало седло, позвякивали удила, справа негромко перекликались загонщики. По их голосам Джамуха выравнивал направление, сам тоже изредка подавал голос:
– Эгей!
На снегу видны были следы обитателей леса. Вот петляет глубокая, утоптанная заячья тропка,
Облавный круг понемногу уменьшался. В редколесье Джамуха уже видел соседей-загонщиков. Перевалили крутой пригорок, стали спускаться в долину, заросшую кустарниками и высокой, выбеленной осенними ветрами травой.
Кое-где над этой низкой растительностью возвышались огромные стволы лиственниц с голыми ветвями.
В черноте густого кустарника затрещали ветви, мелькнуло и исчезло серое пятно. Джамуха достал из саадака лук и стрелу. Беломордый теперь шел настороженно, прядал заиндевелыми ушами, пофыркивал. В душе Джамухи росло нетерпеливое желание броситься вперед, увидеть бегущего зверя, со звоном опустить тетиву лука. Но загонщик не имеет права отрываться от своих товарищей. За это сурово наказывают. После охоты виновника привяжут к дереву и бьют стрелами без железных наконечников. Тело становится пестрым от синяков и кровоподтеков… Ну, его-то к дереву не привязали бы. А может, попробовать кинуть строй и посмотреть, что будет? Ему стало весело от этой озорной мысли…
На прогалину выскочил ошалелый заяц, присел, оглядываясь и двигая длинными ушами. Стрела Джамухи расшибла ему голову, на снегу ярко заалела кровь. Загонщики одобрительно гукнули. Он, не слезая с коня, подобрал добычу, приторочил к седлу. Справа опять затрещали кусты. Вдоль нити загонщиков тяжело бежал лось. Горбоносая голова поднята вверх, каменно-темные рога откинуты на спину. В боку торчат три обломленных стрелы, с них брызгами летит кровь. Джамуха вскинул лук, прицелился.
Стрела ударила в шею. Лось запнулся, ткнулся головой в снег. Замычал и повалился на бок.
– Ого-го! Какой великий мэрген!
Джамуха был доволен: выстрел, что и говорить, удачный. Но у него не было времени задержаться у лося, осмотреть его, выпить глоток хлещущей из раны крови. Звери, стиснутые в тугое кольцо, носились по зарослям кустарника. Треск веток, топот ног, щелканье копыт, облака взбитого снега, рев, крики людей подстегивали Джамуху. Он вертелся в седле, не в силах сидеть спокойно. Загонщики теперь двигались вплотную друг к другу, стремя в стремя. Вскоре они остановились. В кругу под кустами промелькнула мерлушковая шапка Тэмуджина. «А почему должен стоять я?» – удивился Джамуха, ударил коня, ворвался в толчею круга. Первой же стрелой свалил косулю, второй тяжело ранил гурана с красивыми ветвистыми рогами, добивать его не стал – это сделают потом и без него.
Неожиданно конь резко остановился – впереди была глубокая рытвина. И в это время сбоку из мелких кустиков выскочил матерый кабан. На загривке дыбилась щетина, из клыкастого рта летела слюна. Торопливо натянул лук.
Стрела впилась кабану в хребтину, но он даже не замедлил стремительного бега. Беломордый всхрапнул, кинулся в сторону. Джамуха вывалился из седла, кувырком полетел в рытвину. Снег забил глаза, ноздри. Вытираясь, услышал сдержанный смех загонщиков. Побежал догонять коня. Вскочив в седло, промчался через весь круг, не обращая внимания на обезумевших животных.