Гонимые
Шрифт:
Боорчу сел на стеганный узорами войлок – из шатра самого Тохто-беки, поджал под себя ноги, важно надулся.
– Тэмуджин, ты должен быть таким. – Засмеялся.
– Пусть таким будет Таргутай-Кирилтух.
Джэлмэ привел Тайчу-Кури. С той поры, как его видел Тэмуджин в последний раз, Тайчу-Кури мало изменился. Стал чуть плотнее, да под приплюснутым носом выросли реденькие усы, а в остальном все тот же.
На широком лице простодушно-счастливая улыбка и радостное удивление.
– Тебе не мешало бы и поклониться, – подсказал ему Боорчу.
Тайчу-Кури сорвал с головы худую шапчонку, прижал к груди, поклонился и Тэмуджину, и Боорчу. В раздумье посмотрел на Джэлмэ, но не поклонился, чуть кивнул головой, рассмешив Боорчу.
– Джэлмэ за господина не признаешь!
– Будто я не знаю, кто господин, – с легкой обидой сказал Тайчу-Кури.
– Мы с ним в одном курене жили. Он сын кузнеца.
– Ты пришел с женой? А где твоя мать? – спросил Тэмуджин.
– Ее убили меркиты.
– Жаль. Хорошая была женщина. Но я отомстил меркитам. За все. За твою мать тоже. Ты помнишь, как вместо меня получал палки?
– Бывает, вспомню. Спина зачешется, поцарапаю и вспомню.
– А голова? Крепко я тебя тогда стукнул колодкой?
– Ничего стукнул…
– Тайчу-Кури, ты делал для меня все, что мог, и я помню это. Чем помочь тебе? Что у тебя есть?
– У меня ничего нет, – вздохнул Тайчу-Кури. – Услышав, что ты вошел в силу, я взял жену за руку и пошел к тебе.
– Ладно… У тебя будет своя юрта, конь, оружие. Ты будешь служить мне, как твой отец служил моему отцу.
– Спасибо… За юрту, за коня. – Тайчу-Кури мял в руках шапку.
– Ты, я вижу, недоволен? Думаешь, заслужил большего? – Тэмуджин нахмурился. – Проси.
– Больше мне не надо. Но я не хочу быть воином.
– Он не хочет быть воином! Вы посмотрите на этого малоумного! Ты хочешь выделывать овчины? Согласен. Выделывай.
– Выделывать овчины я вовсе не люблю.
– Так чего же ты хочешь? Сидеть рядом со мной, как Боорчу и Джэлмэ?
– Я научился делать хорошие стрелы…
– Стрелы? Почему же сразу не сказал? Хорошего умельца я ценю даже больше храброго воина. Делай, Тайчу-Кури, стрелы. Как можно больше.
Боорчу, выдай ему все, что потребует. Пусть он не заботится ни о еде, ни о питье, ни о тепле.
Тайчу-Кури заторопился из юрты. Едва прикрыв за собой полог, закричал:
– Каймиш! Он меня не забыл. Мы будем жить хорошо. Я же вырос в одежде Тэмуджина…
Тэмуджин невольно рассмеялся.
– Он хороший парень. Если такой же умелец, цены ему нет. Джэлмэ, когда твои отец будет ковать мое железо? Нам нужны кузнецы, лучники, стрелочники, тележники… У нас все должно быть свое. Поезжай, Джэлмэ, к отцу. Передай: все, что он говорил в курене тайчиутов и позднее, я хорошо помню и буду стараться делать, как он хотел.
– Я получил весть: мой отец болен. Вряд ли он сможет ковать…
– Все равно поезжай. Твой отец большого ума человек. Я хотел бы с ним поговорить. Что слышно о Теб-тэнгри?
– Не зная устали, он работает языком в тайчиутских куренях. Его предсказания начинают сбываться, и люди слушают его с трепетом.
– Пусть он приедет ко мне. Я хочу поговорить с ним.
«У тебя много дел», – с потаенным осуждением говорит Джамуха. И верно, много. И отложить ни одно невозможно. Он достиг того, о чем еще недавно едва осмеливался думать. Конечно, весь улус отца пока не собрал, людей мало, не хватает даже рук, чтобы доить всех кобылиц и коров, невелико число воинов…
Когда возвращались из меркитских владений, его встретил Теб-тэнгри.
«У тебя теперь есть седло и конь под седлом, – сказал он. – У тебя юрта с очагом и невыкипающим котлом над огнем. Но не сиди у котла. Чаще вдевай ногу в стремя седла». Тэмуджин и без шамана знал: сидеть некогда. С ним Джамуха, над ним благоволение хана Тогорила. Пока будет так, никакой Таргутай-Кирилтух не осмелится тронуть его или потребовать выдачи беглых воинов. Пока… А что будет потом, никому неведомо. Надо спешить, умножать свою силу. Чем же недоволен Джамуха?
Его думы вспугнул Тэмугэ-отчигин. Переступив порог юрты, младший брат смущенно-неуверенно кашлянул, проговорил:
– К матери большие гости прибыли – наш дядя Даритай и двоюродный брат Хучар.
– О-о! – удивленно округлил рот Тэмуджин, тряхнул головой, победно глянул на Боорчу и Джэлмэ.
Если к нему пожаловал хитромудрый дядя, не боясь гнева Таргутай-Кирилтуха, то…
– Зови скорее! – сказал Тэмугэ-отчигину.
– Они сюда не идут.
– Почему?
– Об этом их спросила наша мать. Дядя сказал: негоже старшему идти на поклон к младшему.
– Как, как?
Опасливо поглядывая на брата, Тэмугэ-отчигин слово в слово повторил сказанное. Глаза Тэмуджина налились чернотой, по вздрагивающим щекам пятнами пошел румянец; сдавленно просипел:
– Во-от что! – Бурно выдохнул из груди воздух, гневно загремел: Блудливые псы! Ждут, что я буду слизывать пыль с их гутул?! Гоните из куреня! Плетями! Нет, коровьим дерьмом! Боорчу, кличь нукеров.
– Это можно. Это я сейчас, – весело отозвался Боорчу, но не побежал из юрты, даже не поднялся. – Это просто, Тэмуджин. Но когда я был маленьким, бабушка говорила мне: «Не бери горячий уголь голой рукой, обожжешь пальцы».
– Боорчу! – угрожающе крикнул Тэмуджин.
– Ладно, я сделаю, как ты велишь. Но тебе не мешало бы послушать, что об этом скажет Джамуха.
– Что Джамуха? Они мои родичи!
– Джамуха – твой анда. И не ты ли говорил, что он для тебя ближе кровных братьев, что его душа – половина твоей души? Если так, обе половины должны быть в согласии.
И как ни гневен был Тэмуджин, уразумел, что Боорчу говорит правильно.
Молча отправился в юрту анды. Джамуха в легком шелковом халате и просторных мягких чаруках лежал на кошме, слушал седовласого сказителя улигэрча. Его лицо было задумчиво-сосредоточенным, казалось, он видит перед собой что-то особенное и не может решить, верить ли увиденному.