Гонка за горизонт
Шрифт:
Все-таки интерес Федоровича к дедовым бумагам меня несколько напрягает. Уже несколько раз замечал, как во время обычного разговора вроде бы на совершенно другую тему, он тонко, исподволь подводит к необходимости пусть не сейчас, но позже передать всю документацию по проекту "Шулер" надежным людям для доведения работ до успешного завершения. Профессионал, а не понимает, что тем самым стремительно возрастает риск попадания информации в руки врагов здесь или за границей. Врагов? А ведь действительно, все эти Прохоровы, Пономари
Даже не дорабатывая дедов препарат, используют для экспериментов на рабах – враки, что сегодня таковых в том или ином виде не существует. Убьют без зазренья совести девяносто пять процентов, но один из двадцати выживет. Выживет и когда-нибудь достанет мою бренную тушку. А оно мне надо?
Выделил время, сгонял на дачу, легко оторвавшись от охраны и посоветовав ей по сотовому не нервничать, вскрыл тайник и два часа сначала сортировал документацию, выделяя самое важное, затем все нужное загонял в свою память. Большой костер из бумаг проекта получился. Напоследок раздавил оставшиеся ампулы и тщательно перемешал с золой.
А когда Федорович опять начал подводить разговор к этой теме, выложил ему:
– Все, нет больше никакой документации проекта "Шулер", сожжена. Дед копии бумаг ликвидировал еще при жизни.
– Ты уничтожил весь многолетний труд Стрельникова старшего и его коллектива? – в его глазах было огромное удивление и… обида.
– Ни в коем случае. Все самое главное содержится здесь, – я постучал себя пальцем по лбу. – Но вспомнить эту информацию я могу только под режимом.
Он задумался, потом поднял голову и, посмотрев прямо в глаза, констатировал:
– Просто так не отдашь. А если тебя будут шантажировать близкими? – вслух произнести имя сестренки Федорович не осмелился. Видимо его самого очень пугала мысль, что кто-то может нанести вред Настене.
– Ну, Вадим, если дойдет до такого… Это означает мало того что у нас очень серьезная протечка… Нет, это будет значить, что мы все окончательно проиграли. Даже думать об этом варианте не хочу! – теперь уже я взглянул ему в глаза. – Просто остановлю сердце – под режимом я и это могу.
Больше к разговору на эту тему мы никогда не возвращались.
– Когда начнем, Вадим? – я задаю этот вопрос Федоровичу уже не в первый раз. А он всегда говорит: "рано". Но вот сегодня он меня удивил:
– Скоро. Но, сначала, давай-ка поговорим.
Мы сидим в его кабинете на Литейном. В "Большом доме", [17] как говорят у нас в Питере. Иногда еще могут добавить: "из его подвалов Колыму и Магадан хорошо видно". Построен он по инициативе самого Сергея Мироновича Кирова в начале тридцатых годов на месте сожженного в семнадцатом здания Окружного суда. В этом кабинете я уже не в первый раз. Однажды Федорович привел меня сюда, положил передо мной чистый лист бумаги, авторучку и продиктовал текст добровольного согласия работать на Федеральную Службу Безопасности Российской Федерации.
17
Большой
– Нет, денег тебе за эту работу официально платить никто не будет. И в штатах ты числиться не будешь. И удостоверения никакого не получишь. Но, при наличии этой бумажки, мне немного проще будет тебя прикрывать. Так что гордись, – он улыбнулся, – ты теперь законно работаешь на благо своей державы. И не делай такое лицо.
Я, в тот раз, жестами, приложив одну ладонь к уху, а указательный палец другой к губам, спросил о микрофонах. Вадим усмехнулся:
– Не умножай сущности. Этот кабинет прослушать невозможно. Мало того, что пассивная защита стоит, так еще и генераторы помех все здание прикрывают.
А сегодня:
– Знаешь, из-за чего меня достаточно часто в последнее время в Москву вызывают? Именно по поводу твоей персоны. Точнее – нашей деятельности вокруг тебя.
– Засекли?
Он усмехнулся:
– Нет. Просто кое-кто уловил определенные изменения в криминальной обстановке питерского бизнеса. Уловил и заинтересовался.
– И кто же это такой вумный как вутка? – попробовал съязвить я.
– Это, между прочим, отнюдь не смешно, – сейчас Федорович был серьезен, – Внешняя разведка. Хорошо, хоть директору конторы не доложили. Не любят его у нас. Его же собственные замы и ближайшие подчиненные не любят.
– Продался? – кратковременные включения режима позволяют ловить в интонациях достаточно тонкие намеки.
Он помолчал, критически глядя на меня. Потом все-таки сказал:
– Возможно. И не только. Но сейчас не это главное. Важнее, что мы заинтересовали очень серьезных людей. А проверить их и привлечь к нашей работе у нас нет никакой реальной возможности. Во всяком случае – не сейчас.
– Это в том варианте, если они годятся. А если нет? – ввернул я.
– Именно. Тем более… – он пристально взглянул мне в глаза. Да что за день сегодня такой? Гляделки за гляделками! – Тем более что убрать этих серьезных людей мы не можем. Да и рано. Поэтому придется немного форсировать операцию прикрытия.
– Ну, наконец-то! Но ведь сезон же еще не кончился? – я имел в виду "Формулу-один".
– Значит, будешь светиться для начала как очень везучий игрок в казино. Здесь главное – не перестараться. Аккуратнее и в большие суммы ни в коем случае не зарывайся. Заодно приобретешь определенный круг знакомств. Пооботрешься немного в том обществе. Языки пошлифуешь. Грассировать научишься. Надо тебя пока из Питера убрать, – он вытащил из ящика стола пухлую пластиковую папку с документами и пододвинул ее мне.
– Ммм?
– Смотри.
Загранпаспорт с открытой шенгенской визой, разные страховки, три кредитки в конвертах с запечатанными пин-кодами, заверенное у нотариуса разрешение на выезд из Российской Федерации с сопровождающим взрослым. Я же еще несовершеннолетний. Ага, лечу вместе с Виктором.
– А он в Европах уже бывал? – определенное сомнение у меня присутствовало.
– Нет, но справится. Вам именно богатых новичков придется изображать.
– Только изображать? – ухмыльнулся я.