Гонка
Шрифт:
— Когда привыкнете, сможете вести одной рукой, — сказала Джозефина.
Правая рука освободится для пистолета, а это значит, что Белл сможет нанести контрудар, если кто-нибудь попытается напасть на летающую машину Джозефины. Он сказал:
— Работает, как ваша.
— Эта самая современная.
— На ней, должно быть, легче научиться летать.
— Вы купили красавицу, мистер Белл. Но предупреждаю вас, с ней будет нелегко. Беда в том, что, если быстро летишь, приземляешься тоже быстро. А мотор «Гном» делает положение еще хуже, потому что здесь нет ручки газа, как в моей «Антуанетте».
При всем поразительном сходстве, Белл вынужден был признать, что, когда речь заходила о моторах французского производства, монопланы Селера и ди Веккио были совершенно различны. «Селер» Джозефины держал в воздухе мотор «V-8 Антуанетта» с водяным охлаждением, сильный и легкий; а вот ди Веккио установил новый, революционный мотор «Гном-Омега» с воздушным охлаждением. Цилиндры «Гнома», вращающиеся вокруг центральной оси, дают ровное вращение; он прекрасно охлаждается за счет большей траты горючего, сложного управления и примитивного карбюратора, который делает почти невозможной работу мотора на любой скорости, кроме самой большой.
— Можете посоветовать, как сбавлять ход при снижении? Я видел, вы это делаете.
Джозефина пальцем строго показала на руль.
— Прежде чем начать фантазировать, научитесь включать и выключать магнето вот этой кнопкой.
Белл покачал головой. Включать и выключать зажигание, прекращать доступ электричества к свече зажигания — это, конечно, способ заглушить мотор.
— Энди говорит, чтобы я полегче обходился с этой кнопкой, иначе сгорят клапаны.
— Лучше клапаны, чем вы, мистер Белл, — улыбнулась Джозефина. — Мой защитник нужен мне живым. И пусть вас не тревожит, что мотор может заглохнуть. У него большая инерция, и он продолжит вращаться. — Лицо ее стало серьезным. — Глупо было говорить, что вы нужны живым. Как Арчи?
— Держится. Сегодня утром мне позволили его увидеть. Глаза у него открыты, и, я думаю, он меня узнал… Джозефина, я должен кое о чем вас попросить.
— О чем?
— Посмотрите на эти кронштейны крыльев.
— Что с ними?
— Видите, как они соединяются в центральных жестких подвесках вверху и внизу?
— Конечно.
— Заметили, что треугольники образуют легковесные стальные опоры? Концы их, которые торчат над крыльями, на самом деле концы широкого основания, которое проходит под крыльями.
— Конечно. Так достигается большая прочность.
— А видите, как изобретательно закреплены шасси?
Она нагнулась рядом с ним и принялась рассматривать Х-образные опоры, которые соединяли корпус аэроплана с рамой и колесами.
— Это та же система, что на вашем «Селере», верно? — спросил Белл.
— Похоже, — согласилась она.
— Ни на одном другом моноплане я такого не видел. И должен вас спросить: возможно ли, что мистер Селер «заимствовал» эту систему крепления крыльев у ди Веккио?
— Это совершенно невозможно! — яростно возразила Джозефина.
Белл заметил, что обычно спокойную летчицу, кажется, взволновало это обвинение. Она вскочила на ноги. Улыбка исчезла, словно погасили свет, щеки вспыхнули. Неужели она подозревает или даже опасается, что это правда?
— Может быть, Марко бессознательно скопировал эту систему? — мягко спросил он.
— Нет.
— Марко когда-нибудь говорил вам, что работал у ди Веккио?
— Нет.
Но потом, что было очень странно, она снова заулыбалась. Самоуверенно, подумал Белл. И задумался почему. Напряжение покинуло ее стройную фигуру, она стояла в обычной непринужденной позе, словно готовая в любое мгновение действовать.
— Марко никогда не упоминал, что работал у да Веккио?
— Ди Веккио работал на Марко, — возразила она, что объясняло ее мирную улыбку. — Пока Марко не пришлось его уволить.
— Я слышал, что было как раз наоборот.
— Вас обманули.
— Может, я неверно понял. Марко рассказывал вам, что дочь ди Веккио в прошлом году ударила его ножом?
— Эта сумасшедшая чуть не убила его. Оставила ужасный шрам у него на руке.
— Марко рассказывал вам почему?
— Конечно. Она ревновала. Хотела выйти за него. Но Марко не заинтересовался. Он даже говорил мне, что ее подталкивал отец, надеясь, что Марко снова его наймет.
— Марко говорил вам, что она обвинила его в воровстве?
Джозефина сказала:
— Бедная сумасшедшая. Все эти разговоры о том, что он украл ее сердце! Она не в себе. Поэтому ее и заперли. Все это происходило в ее воображении.
— Понятно, — сказал Белл.
— Марко не питал к ней никаких чувств. Никогда. Никогда. Могу ручаться, мистер Белл.
Исаак Белл быстро соображал. Он не верил ей, но, чтобы он мог защитить ее жизнь, Джозефина должна была ему доверять.
— Джозефина, — тепло сказал он, — вы очень вежливая молодая дама, но нам предстоит очень тесно работать вместе. Как вы думаете, не пора ли вам называть меня Исаак?
— Конечно, Исаак. Если хотите. — Она разглядывала лицо детектива, словно видела его впервые. — У вас есть девушка, Исаак?
— Да. Я обручен и скоро женюсь.
Она игриво улыбнулась ему.
— Кто же эта счастливица?
— Мисс Марион Морган из Сан-Франциско.
— О! Мистер Уайтвей говорил о ней. Не та ли это дама, что снимает синема?
— Да, и она скоро здесь будет.
— Мистер Уайтвей тоже.
Джозефина взглянула на дамские часики, которые носила на рукаве летной куртки.
— Это напоминает мне, что нужно вернуться в поезд. Уайтвей выслал сюда портного и швею с новым летным костюмом, который я должна надевать для снимков в газетах.
Она тоскливо посмотрела на небо. Оно было голубым — небо теплого безветренного полудня. Потом сильный ветер с моря пронесется над Белмонт-парком и сделает полеты опасными.
— Кажется, вы предпочли бы улететь, — заметил Белл.
— Еще бы! Мне не нужен особый костюм. Видели белый наряд, который он заставил меня надеть вчера? Он недолго оставался белым, когда мы разбирали «Антуанетту». Вот все, что мне нужно, — сказала она, показывая теплые летные перчатки, шерстяной жакет, перетянутый поясом на тонкой талии, и брюки-галифе, заправленные в высокие ботинки на шнуровке. — Теперь мистер Уайтвей хочет, чтобы я позировала в пурпурном шелковом костюме для полетов. А вечером я должна надевать длинное белое платье и черные шелковые перчатки.