Гонки на выживание
Шрифт:
Дальше, чем километров на шесть-семь, их унести не могло.
— Но ведь связи нет, — сказал Хохлов. — Ни мы их не слышим, ни они нас… — Смотри! — показал Сергей. — Мы в котловине. Горы глушат, нет прохождения сигнала. Выйдем из распадка на тот склон, там и попробуем связаться. Если у мужиков все в порядке, надеюсь, сигнал пройдет. Пошли!
Две крохотные человеческие фигурки двинулись друг за другом вдоль бурых утесов. Заметить их издали на фоне скал было почти невозможно. Они двигались вниз по перевалу и, обогнув наконец трехсотметровый массив, выбрались из котловины.
— Попробуем, — приостанавливаясь,
Они смотрели туда, на подсвеченные солнцем холмы на северо-западе, похожие на огромные караваи хлеба. И тут «зажигалка» в руке Пастуха мелко-мелко задрожала. Он лихорадочно нажал на кнопку:
— На связи! На связи!
— Сергей, ты?
— Я! — отозвался Сергей. — Ты где, Док?
— Мы с Николой на равнине. А вы?
— Мы с Боцманом сошли с гор. Сейчас на высотке. Идем на северо-запад.
— У нас проблема: Колька малость повредил коленку. Костыль не нужен, но рекордов не поставит. За ночь и утро прошли километров десять. Как понял?
— Ясно, Иван. Надо скорей встретиться и мотать отсюда.
— Как нам сойтись?
— Даю ориентир, — сказал Пастух. — Где у вас солнце?
— Прямо сзади.
— Видите гору с тремя вершинами? Левый зубец выше других?
— Так, наблюдаю, — подтвердил Перегудов. — От нас до нее километров двенадцать.
— А от нас, думаю, все восемнадцать. Держите на нее. Там и сойдемся.
Выходите в предгорье и ждите нас. До связи, конец.
Через минуту Боцман и Пастух услышали звук вертолета.
— Эхма! — вскрикнул Боцман. — Не иначе засекли по сигналу!
Из-за горной гряды на малой высоте вынырнули три небольших вертолета. А по равнине в том же Направлении неслись, поднимая пыль, пять открытых армейских вездеходов. До них километра два, и с высоты горной кручи они были как на ладони.
— Летят и едут туда, куда надо и нам, — отметил Пастух. — Неужто приметили наших? А ну постой, поглядим! Отсюда их далеко видно будет. А нам, если что, на выручку к ребятам раньше, чем через час-полтора, не добраться.
Вертолеты превратились в серые точки над горизонтом, исчезли за холмами, потом появились вновь. Солнце сверкало в остеклении их кабин. Они барражировали, не выходя из этого квадрата, рыскали из стороны в сторону, летали по кругу, то сжимая, то растягивая радиус. Так же — зигзагами, то приближаясь, то скрываясь в холмах, носились и вездеходы.
— Нам бы бинокль! — вздохнул Боцман.
— А еще пару «стингеров» и пяток гранатометов в придачу, — сказал Пастух.
Его лицо стало жестким, таким, каким знали его все, кто воевал с ним бок о бок.Рыщут, гады… колотятся на совесть. Имеют приказ вождя и учителя — без наших тушек не возвращаться. Иначе самим секирбашка! Тут это быстро, тот же «Аллах акбар!»и в аут… Ладно, Боцман, за мной. Хватит высиживать яйца!
Пастух достал из ранца свой автомат, передернул затвор, вставил рожок.
— Слушай, Митя. Кассета у меня. Вторая — у Дока. Хоть кто-то из нас должен доставить ее по назначению.
Вездеходы петляли, взбирались по склонам холмов на возвышенности и исчезали за гребнями, вертолеты расходились курсами, разворачивались, зависали… Но вот и те и другие разом устремились в одном направлении.
— Что-то заметили, —
Но те, кто был в воздухе и на быстрых колесах, имели неоспоримые преимущества перед теми, кто двигался пешим порядком. Неожиданно вертолеты снова изменили курс и понеслись, кажется, прямо к ним.
— Ложись! — крикнул Пастух и, откатившись, прижался к большому камню.
Боцман тоже не стал испытывать судьбу. Тарахтенье винтокрылых машин стремительно нарастало. Уже слышался свист лопастей и специфический звенящий перестук вертолетных моторов. Они прогрохотали почти над ними и скрылись за каменистыми выступами горной котловины.
— Не иначе купол мой увидели, — крикнул Пастух, и Боцман кивнул.
Один из серых пятнистых вездеходов, подскакивая на ухабах, пронесся совсем недалеко, не дальше двухсот метров от них. Боцман перекатился поближе к командиру.
— Большие силы, Серега. В вертушках человек по пять, на вездеходах — по четыре. И пулеметы.
— Все так, — кивнул Пастух. — Но у них нет нашего боевого опыта. Ясно одно: район они примерно определили, парашют мой нашли. Трубача и Дока пока не обнаружили. Искать будут до посинения, пока не найдут.
— Значит, крышка нам? — спросил Боцман.
— Знаешь, Митя, — зло ответил Пастух, — извини, брат, ты меня заколебал.
Третий раз за двое суток вспоминаешь про крышку. Не суетись, крышка не убежит.
Артист, Муха и Михаил менялись местами за рулем каждые два часа. Один усаживался за баранку, другой становился штурманом, третий отправлялся назадотсыпаться до следующей смены. Но только к концу первого дня маршрута по территории Ирана все трое вполне уразумели, что приходится на долю этих фанатиков, какое самоистязание это ралли.
Нестерпимо болели плечи и шея. Слезились глаза. Несмотря на все ухищрения, пыль и песок проникали в салон и скрипели на зубах. Машина была оснащена кондиционером, но он не был рассчитан конечно на такие нагрузки и на пятом часу забарахлил и вырубился вчистую. Ужасные горные дороги без каких-либо знаков, а уж тем более ограждений на поворотах, страшные спуски, затяжные подъемы, выматывающие спирали серпантинов… И пот, заливающий глаза, и ноги, еле успевающие управляться с педалями, и мускулы, вздутые от ежеминутного переключения скоростей… — Фу! — отплевывался Муха. — Вот уж правда — охота пуще неволи! Хорошо ещемашина с ручной коробкой. Был бы автомат — хана.
Иногда дороги разветвлялись по перевалам, и надо было смотреть в оба, чтобы не потерять трассу и не заехать черт-те куда. Тяжелейший этап брал свое, собирал свою дань. Еще несколько машин выбыли из соревнований.
— Вот сволочи, — бормотал Артист, — неужто нельзя было переправить эту чертову смесь каким-нибудь более приятным способом?
— Ага, — буркнул в ответ Муха, — нас не спросили.
Но вот первый горный участок остался позади и перед ними открылись цветущие долины, селения и городки, словно сошедшие не то со страниц восточных сказок, не то с чудесных древних миниатюр. Глинобитные дома, купола мечетей, будто выпиленные из сахара зубчатые стены, дворцы и минареты — мир странный, почти ирреальный. Но не было времени ни всмотреться в него, ни понять.