Гопак для президента(Аполитичный детектив)
Шрифт:
Оператор торопливо подскочил с дивана, приготовил аппаратуру, махнул рукой, демонстрируя полную готовность.
Девушка тотчас преобразилась. Лучезарно улыбаясь, приблизила к губам микрофон, заговорила проникновенно:
— Сегодня у нас в гостях известный американский писатель, наш бывший соотечественник Денис Гребски. — Она сунула микрофон под нос Денису — Денис, что вас привело в Москву?
— Что меня привело в Москву? — Он повторил вопрос, а про себя подумал: «Я приехал в Москву, чтобы спасти свою задницу и постараться найти то, о чем не имею ни малейшего представления!»
Глава 7
Ну, блин, надо же было так лохануться!
— Дурой ты была сельской, дурой и осталась! — раздраженно бросил жене Федор Иванович, застегивая рубашку. — Спортсменка долбаная! Перед кем хотела выпендриться?
— Федя! Думай, что мелешь! Для тебя ж старалась. Хотела как лучше. Телевидение на весь мир и все такое…
Жена остановилась посреди холла и уперла руки в бока, как делала еще в их первой маленькой квартирке в Донецке, когда он возвращался поздно вечером от пацанов. Поза эта не предвещала ничего хорошего, но сейчас Федору Ивановичу Чивокуну было не до семейной дипломатии.
— Она старалась! Ну, прошла ты по стадиону, и я за тобой как клоун. Так ведь не показали же по ящику! Всех президентов показали, а нас нет, потому что они на трибунах сидели, а мы по стадиону маршировали. Это только в твою дурную башку могло такое втемяшиться!
Жена зашмыгала носом. Идея пройти на церемонии открытия Олимпиады вместе с олимпийской командой в самом деле принадлежала ей. Это было так здорово: пройти перед многотысячным стадионом на глазах всего мира. Будущий президент и его супруга.
— Что, правда не показали? — убитым тоном спросила она.
— Показали! — рявкнул Чивокун. — В разделе «Курьезы Олимпиады»! Так что не увидел никто ни твоего платья, ни прически за штуку баксов. Тоже мне, блин, Минерва греческая…
— Ну, Федя… слова-то выбирай… — Жена всерьез обиделась и, еще активнее хлюпая носом, скрылась за дверью спальни.
Федор Иванович справился наконец с непослушной застежкой на манжете, принялся за другую руку. «Ну, дура-то, конечно, дура, — подумал он, покосившись на дверь спальни. — Говорят же люди, послушай бабу и сделай наоборот. Хотя не такая уж и дура. Ведь подсуетилась же с этим пароходом, обскакали мы россиян, вчистую обскакали».
Федор Иванович с удовольствием оглядел холл роскошного пятикомнатного пентхауса на океанском лайнере. Жена задолго до Олимпиады озаботилась поисками приличного жилья в Афинах и успела, чертовка.
— Ты совсем охренела? — осведомился Федор Иванович, услышав, что аренда сверхэлитного океанского лайнера обойдется в половину стоимости подготовки всей олимпийской сборной.
— Так ведь, Федюня, другой возможности может не быть, — рассудительно сказала жена. — Выборы выборами, всякое может случиться, не приведи господи, а так нужных людей позовешь, покажешь, каким ты можешь быть благодарным и щедрым, да и россиянам нос утрем.
Так оно и получилось. Россиянам пришлось довольствоваться лайнером попроще. Арендованный ими «Вестердам» стоял неподалеку в Афинском порту Пиреи, и Федор Иванович законно гордился супругой, принимая гостей в своей шикарной обители.
Федор Иванович застегнул второй манжет и направился к выходу. Жена приоткрыла дверь:
— Федь, мы с девочками в город собирались…
— Ну так поезжайте, раз собирались, — смилостивился Федор Иванович. — Не все еще Афины скупили?
— Ну ты скажешь тоже, — отмахнулась жена. — Федь, а ты без галстука, что ли, идешь?
— Какой галстук?! — возмутился Чивокун. — Жарища несусветная! Хватит того, что по твоей милости я, как полный придурок, по стадиону шел в похоронном костюме и галстуке!
Жена испуганно юркнула за дверь.
Ну, блин, село без водопровода! Как втемяшилось ей в голову, что большой начальник должен быть в темном костюме и галстуке круглые сутки, так поленом не вышибешь!
Жара была в самом деле несусветная. Линялое небо обрушивало на узкие мощеные улочки потоки зноя, заставляя все живое прятаться по домам. Будь на то его воля, Федор Иванович и рубашку бы снял. Вон, бродят же ошалевшие от жары не то шведы, не то еще какие немцы в шортах и тапочках на босу ногу. И ничего.
Но им можно, а ему нельзя. В рубашке с коротким рукавом была бы видна татуировка на правом предплечье, отметина бурной юности. Надо свести, да все времени нет.
Колумбиец, с которым договорились встретиться в этой маленькой таверне на площади Омония, запаздывал. По телефону он предложил выбрать другое время, когда спадет жара, но у Федора Ивановича на вечер была назначена встреча с греческими судостроителями. Кто-то приехал в Афины отдыхать, а он работать. Бог знает, когда еще можно будет спокойно переговорить с нужными людьми вдали от посторонних глаз и ушей.
Федор Иванович отхлебнул из высокого стакана какую-то коричневую кисловатую бурду со льдом, принялся нервно барабанить пальцами по деревянной столешнице. Хозяин таверны, маленький седой грек в национальной одежде и с белым полотенцем, обернутым вокруг талии, принял это за сигнал и тотчас же поспешил к гостю.
— Все хорошо, товарищ? — на ломаном русском осведомился он.
— Хорошо. Лучше не придумаешь.
— Придумаешь-придумаешь, — оживленно жестикулируя, заторопился грек. — Все что угодно придумаешь. Россия — хорошо!
Федор Иванович досадливо отмахнулся.
Наконец появился колумбиец. Конечно же, в просторных шортах, легкой тенниске и тапочках. Быстро прошел между столиками, уселся на жестком деревянном стуле напротив, внимательно глянул на Чивокуна:
— Ну, здравствуй, Иваныч, здравствуй, дорогой, — и что-то залопотал моментально нарисовавшемуся перед столом хозяину.
В прошлой жизни колумбийца звали Миша Радзиевич, и знаком он был с Чивокуном без малого четверть века. Колумбийцем ему пришлось стать не без помощи пластического хирурга после удачной продажи нескольких государственных танкеров вместе с грузом арматурного прутка, направлявшихся по документам из Николаевского порта в Индию, а оказавшихся в Ванкувере.