Гора Лунного духа или Побеждённые боги
Шрифт:
— Лину Бакаб! Я телом своим закрою тебя, но, когда ты умрешь, я пронжу свое сердце у твоих ног!..
Гулкий удар барабана покрыл все звуки. Бириас вздрог-нула и побледнела, прижавшись к Пьеру. Барабан продолжал грохотать тревожными ударами, и такими же тревожными и мрачными отзвуками отвечали ему стены цирка и горы.
Пьер видел, как в храме забегали и засуетились жрецы. Но вот смолк барабан, и мертвая неподвижная тишина водворилась повсюду. На площадку храма выходили группы жрецов с ножами и пиками. При ритуале Вакаба они все должны плясать священный танец
Внезапное вдохновение охватило Пьера. Он оглядел собравшуюся толпу и, встав на камень, громко воскликнул:
— Люди Паруты! Лину Бакаб слышал стон ваших первенцев. Лину Бакаб сказал Саинир — замени первенцев и черных людей плодами маслин! И послушалась Саинир и сказала Саинир Лину Бакабу: скажи людям Паруты, что более ей неугодна кровь людей! Пусть жрецы бросят ножи, пусть только плоды оливка будут сгорать на моем алтаре!
Пьер замолчал. Народ всколыхнулся, как море, несколько минут шел гул кругом холма, но потом крик понесся ото-всюду:
— Да святится Парута! Да святится Лину Бакаб! Да святится Саинир!
Пьер сделал знак, и все стихло.
— Люди Паруты! — продолжал он, — новый закон принес вам Лину Бакаб! Лину Бакаб запрещает вам кровь жертвы и велит жрецам бросить ножи! Но жрецы кровожадны, они любят детское мясо, они притесняют и мучат чернокожих людей. Лину Бакаб говорит: — пусть освободятся рабы, пусть живут их первенцы, рождаемые в праздник святой Саинир! Пусть ничья грудь не рассекается священным ножом и не вырывается сердце. Горе жрецам, говорит Лину Бакаб, много погибнет их от руки его! Гром и огонь сведет на них Лину Бакаб! Не давайте им ни мужчин, ни женщин, ни детей. Кровь человека неугодна богам!
Пьер видел, как на площадке храма началась паника, ибо слова его долетели до храма. Он видел, как вышел главный жрец, как ему в ужасе сообщали жрецы слышанное ими. Но главный жрец был непоколебим. Медленно подошел он к краю площадки и громко сказал:
— Лину Бакаб, сын Паруты! Час твой настал — да свершится написанное в священных таблицах. Да исполнится воля Паруты!
— Ты назвал, — воскликнул Пьер, — меня сыном Пару-ты! Ты не ошибся — я бог, пришедший с высокого неба! В белое тело человека вошел я, чтобы сказать людям истину…
В этот момент жрец сделал знак, и грянувший барабан заглушил голос Пьера. Человек пятьдесят жрецов стали спускаться по ступеням храма. Впереди них шли два жреца — Чибирис и Чупуцли, те самые, которые рассекли грудь хар-тумцев и вырвали их сердца. Около них шли трубачи. За этим отрядом, по пятам его, двинулся второй, потом третий, и длинной лентой вытягивались они из ворот храма. Медленно, блестя ножами и копьями, двигались они.
Пьер соскочил с камня. Подошел к Бириас. Белая, как алебастр, стояла она, но рука ее сжимала бронзовый нож, и огнем горели глаза ее. Смело она стала рядом с Пьером.
— Не бойся, дитя мое! — крикнул ей Пьер, — Лину Ба-каб защитит тебя. Не бойся его огня и грома!
Она улыбнулась ему побелевшими губами и посмотрела на него так же, как тогда, когда впервые отдала ему душу. Он поцеловал ее и осмотрел револьвер.
Теперь жрецы поднимались
Вдруг они остановились все сразу. Подняли враз все ножи и, лязгнув скрещенными клинками, испустили грозный нечеловеческий вопль. Это было так дико и жутко, что Пьер содрогнулся и почувствовал, как содрогнулась вся толпа. Руки Бириас затрепетали, и она чуть не уронила свой нож, но оправилась, и снова огонь заблистал в ее взорах.
Тишина водворилась опять, как только затих барабан. Жрецы еще стояли на месте. Чибирис и Чупуцли выступили вперед.
— Выходи к нам, сын бога, — крикнули они, — ибо час твой настал! Если не приблизишься сам, слуги господни возьмут тебя силой! Что сказано богом, должно совершиться!
— Пусть слышит народ, — громко ответил им Пьер, — ибо бог дал мне язык народа моего. Я добр, я благ и дам вам дары земные, но если жрецы не послушают меня, казню их огненной смертью!
И он вытянул вперед свою руку с блестевшим в ней револьвером. Гул прошел по толпе, а жрецы смутились, и страх отразился на их лицах. Но вот гремит труба главного жреца, и, снова лязгнув, блеснули ножи, и с диким воем двинулись жрецы, сомкнувшись в плотную кучу.
Загудела подземная музыка, загремел барабан. Медленно движутся жрецы, потрясая ножами, к статуе бога, где стоят Пьер и Бириас. Смертью веет от страшных рядов, и еще страшнее их томительный медленный шаг.
Пьер чувствовал, как холодная дрожь забегала по его телу, но напряг всю волю и, положив руку на колено каменного идола, прицелился в грудь Чибириса. Блеснул огонь, и жрец, взмахнув руками, упал. Тотчас блеснуло опять, и Чупуцли, схватясь за голову, распростерся рядом. Но остальные все еще шли вперед, как обезумевшее стадо, а позади них, подымаясь по лестницам, появлялись новые и новые ряды жрецов.
Но вот непрерывно замелькали огни из руки Пьера, и пули, врезаясь в гущу людей, били без промаха. Один за другим падали жрецы. Рев народа потряс воздух. Музыка оборвалась, и смолк барабан. Быстро меняя обоймы, Пьер слал пулю за пулей. В ужасе бросились жрецы назад, но столкнулись с шедшими сзади, а пули, пробивая несколько тел сразу, наложили перед ними груду трупов и раненых.
Пьер в пылу борьбы не заметил, как все кругом стихло, как будто весь народ окаменел на месте. Он видел лишь ненавистных жрецов и посылал им смерть, решив оставить всего две пули — себе и Бириас.
Вдруг среди гущи толкущихся в давке жрецов взлетел ураган песка и дыма, и куски человеческого тела полетели в воздух. Второй, третий вихрь огня и дыма. Бросая ножи и пики, уцелевшие помчались по ступеням холма в разные стороны.
Ошеломленный и удивленный, Пьер прекратил стрельбу. Он не мог ничего понять. Он видел, как обезумевший народ, выйдя из оцепенения, мгновенно рассеялся, с криками бежал и прятался в кустах и рощах. Видел, как жрецы в панике бежали с народом, а главный жрец с остальными скрылся в храме.