Гора трех скелетов
Шрифт:
– Странно все это, – задумчиво сказала Йованка.
– Странно и довольно глупо, точнее, непрофессионально, – согласился я. – Такое впечатление, что убийцу Аны подвели нервы… И не проще ли было зарыть ее где-нибудь в лесочке? Зачем лишние хлопоты, не говоря уж о риске? Ведь те, кого видели последними с жертвой, становятся первыми подозреваемыми. А последними, насколько я понимаю, были польские ребята, которые привезли ее в клинику двадцать четвертого марта девяносто пятого года…
– Бред какой-то, – пробормотала
Я закрыл фоб и вылез из могилы. Только теперь я почувствовал, как холодно по ночам на боснийских кладбищах осенью. На заброшенных, забытых Богом и людьми маленьких деревенских кладбищах.
– Но зачем, зачем? – В черных глазах, смотревших на меня, были боль и недоумение. – Зачем польским солдатам нужно было убивать Ану? Они ведь даже не знали ее…
Я натянул на себя рубаху и взялся за лопату.
– Ну, в конце концов, это мог быть просто несчастный случай. Может быть, Ана попыталась бежать от них и кто-то выстрелил ей вслед…
– Весь автоматный магазин? – Йованка горько вздохнула. – Не надо, Марчин, ты же сам не веришь в эту сказку.
– Один мог ранить ее, а другой добить. Это ведь ЧП, если солдаты миротворческих сил стреляют в гражданское лицо, тем более в девушку… в местную девушку. Представляете, какой был бы шум, если б дело получило огласку?
Дорота неожиданно поддержала меня:
– А вот это уже мотив, и еще какой! Сенсация, мировая сенсация: польские солдаты – убийцы!..
Поплевав на ладони, я начал закапывать оскверненную могилу.
«Астра» Дороты стояла рядом с большим дубом, прикрытая густыми зарослями орешника. Увидеть ее со стороны мог лишь тот, кто находился на вершине Печинаца с мощным биноклем в руках. Гора Трех Скелетов маячила на фоне темно-синего предрассветного неба мрачным черным массивом, близкая и в то же время недостижимо далекая.
– Ну вот и она, – тихо сказал я. – Черная Ведьма. Все такая же… окаянная.
– Так это и есть ваш Печинац. – Дорота удивленно захлопала ресницами. – Слушайте, а мне казалось, мы едем в другую сторону…
– Тут всем что-то кажется, – поежилась Йованка.
Дорота выключила двигатель и принялась массировать уставшую шею.
– И что дальше, шеф?
Я с наслаждением потянулся.
– Уже рассветает. Встанет солнышко, защебечут птички, будет тепло. Сто лет не был в настоящем большом лесу.
– Ты… ты серьезно? – Глаза у Дороты стали большими и круглыми. – Ты хочешь туда пойти? На эту гору?… Йезус-Мария, да у тебя и вправду поехала крыша!
– Ничуть, – возразил я. – Просто я человек последовательный в своих действиях.
– И поэтому ты опять лезешь на то же минное поле?
– То было на другой стороне горы. Мне туда не надо.
Сидевшая за моей спиной Йованка шумно вздохнула:
– А на этой стороне ты что забыл?
– Можно, конечно, поехать в Белград или в Сараево и поискать школу, в которой тебя учили говорить по-английски. Или университет, в котором есть кафедра полонистики. Не могла ты у своего Ромека научиться такому чистому польскому… А может, кто-то из твоих родителей поляк? Или русский? Или у тебя был еще один муж, и был он ну, скажем, английским дипломатом… Короче, есть куча всяческих вариантов. Но все они, все до одного, ведут сюда, на Печинац, где тебя нашли весной девяносто пятого…
– И откуда видна с высоты моя прошлая жизнь, – невесело подхватила Йованка. – Только подниматься на эту высоту нам придется с миноискателем…
– Все верно, – кивнул я. – С одним лишь уточнением: на гору пойдет сумасшедший детектив Малкош…
– И его не менее безумная клиентка, – невозмутимо продолжила начатую фразу Йованка. – А дорогой пани редакторше мы все расскажем, когда вернемся с экскурсии. – И, мило улыбнувшись Дороте, Йованка добавила: – С подробностями расскажем, так что не расстраивайтесь, милочка.
Ее тон мне категорически не понравился.
– Ты тоже со мной не пойдешь, – холодно сказал я.
– Пойду, – спокойно возразила Йованка. – Не забывай, зачем мы здесь…
И тут совершенно неожиданно для меня в разговор вмешалась Супердвадцатка:
– Вот именно! Мы же не на прогулку собираемся. Речь идет о жизни ребенка! Слышите?
Мы с Йованкой слышали ее, и даже очень хорошо. С нескрываемым изумлением смотрели мы на нашу юную спутницу.
– Я тут размышляла на эту тему, – сообщила нам Дорота. – А почему бы нам не пойти другим путем? Ну, например, я могу написать статью о Йованке и Оле, такую, знаете, чтоб вся Польша ахнула…
– Статью, – тупо повторил я.
– История – супер! И вовсе тебе не нужно лезть на минное поле: такой матерьяльчик у меня с руками оторвут!
– Минуточку! – Я с трудом приходил в себя. – Ты хочешь заработать деньги на чужом…
Дорота протестующе замахала руками:
– Ты не так меня понял! Я вовсе не хочу… то есть я, конечно же, хочу зарабатывать хорошие деньги, но в данном случае дело вовсе не в моих личных интересах. Я знаю, сколько стоит пересадка костного мозга, большие деньги, очень большие. Но они у нас будут, если читающая Польша узнает историю маленькой Оли и ее удивительной матери…
– Какой-какой? – переспросила Йованка. Ресницы Дороты вспорхнули и полетели по салону, трепеща крылышками.
– Ну не такой, как все, нетипичной – я в этом смысле. Амнезия, темное прошлое, эта дурацкая мысль поехать в Боснию, под пули, и с кем – с незадачливым героем моей прошлой статьи!.. Йезус-Мария, да это же не материал, а рыдание! Такой попадается журналисту раз в жизни, да и то далеко не каждому…
– И ты написала бы об этом? – мягко спросил я.
– Да я уже пишу! – воскликнула Дорота.