Горбун лорда Кромвеля

Сэнсом Кристофер Дж.

Я подошел к пруду. Он был покрыт тонкой коркой льда, но теперь, в ярком солнечном свете, проникающем в глубину воды, я различал силуэты крупных карпов, медленно проплывающих меж водорослями.

Внезапно какой-то странный блеск привлек мое внимание. Подойдя к самой кромке льда, я устремил взгляд на дно пруда. Поначалу мне ничего не удавалось разглядеть, и я уже решил, что игра света ввела меня в заблуждение. Но тут солнечный луч разрезал гущу водорослей, и я снова увидел блеск. Опустившись на колени, не обращая внимания на то, что снег щиплет мои голые руки, я вытянул шею, напряженно всматриваясь вниз. Вне всякого сомнения, на дне пруда сверкала полоска желтого металла. Пропавший ларец был сделан из золота, мечи,

как правило, имеют золотую рукоять. Мне, несомненно, стоило выяснить, что скрывается на дне пруда. Мысль о том, чтобы самому лезть в ледяную воду, вызвала у меня содрогание; однако я мог вернуться сюда с Марком. Поднявшись, я торопливо отряхнулся от снега и поспешил к калитке.

Подойдя к стене, я собственными глазами убедился в том, что во многих местах камень раскрошился; тут и там стены покрывали небрежные, наспех сделанные заплаты. Я отцепил от пояса связку ключей и выбрал из них тот, что подходил к тяжелому старинному замку. Калитка со скрипом отворилась, и я сделал несколько осторожных шагов по тропе, начинавшейся прямо за стеной. Всего лишь несколько дюймов твердой земли отделяло стену от болотистой хляби. Я понятия не имел, что болото подходит к монастырю так близко. Тропа, идущая вкруг монастыря, кое-где тонула в жидкой грязи; болото подмывало стену, угрожая обрушить ее. Местами человек, не обделенный ловкостью и силой, вполне мог вскарабкаться на стену, пользуясь выступами разрушенного камня. «Черт побери», – пробормотал я себе под нос, раздосадованный тем, что не могу сбросить со счетов возможность вторжения извне.

Я окинул взглядом покрытое снегом болото. Тут и там виднелись заросли заиндевелого тростника и замерзшие лужи стоячей воды; болото тянулось до самой реки, широкая лента которой сверкала вдали. На другой стороне реки темнела возвышенность, поросшая лесом. Нигде не замечалось ни малейшего движения, лишь парочка каких-то морских птиц перепархивала вдали с кочки на кочку. Потом птицы взмыли в воздух и, огласив холодное голубое небо печальными криками, исчезли.

На полпути меж монастырской стеной и рекой я заметил в болоте выступающий холм. На нем виднелись какие-то развалины. По всей видимости, то было место, о котором упоминал брат Габриель, остров, где первоначально был возведен монастырь. Охваченный любопытством, я сошел с тропы и, опираясь на палку, сделал шаг в сторону острова. К моему удивлению, земля под снегом оказалась твердой. Набравшись смелости, я сделал еще один шаг и вновь ощутил под ногами твердую землю. Но то был лишь тонкий слои замерзшей травы; я убедился в этом, когда нога моя внезапно провалилась в чавкающую жижу. Я пронзительно вскрикнул и выронил посох. Трясина неумолимо засасывала мою ногу; я ощущал, как холодная липкая вода заливает кожаные боты, как ледяные струйки текут по голени.

Раскинув руки в стороны, я пытался удержать равновесие, с ужасом думая о том, что вот-вот упаду лицом в жидкую грязь. Левая моя нога по-прежнему стояла на твердой земле, и я перенес на нее весь вес собственного тела, опасаясь, что она вот-вот тоже провалится в бездонную глубь. К счастью, этого не случилось, и, обливаясь потом от страха и физического напряжения, я сумел-таки вытянуть из трясины правую ногу. Недовольно бурча и чавкая, испускавшее гнилостный запах болото рассталось со своей жертвой. Сделав несколько шагов, я без сил опустился на тропу; сердце мое бешено колотилось. Палка по-прежнему валялась на снегу, но я не стал рисковать, пытаясь достать ее. Оглядывая насквозь промокшую, облепленную черной тиной ногу, я на чем свет стоит клял себя за неосторожность. Любопытно, какую мину скорчил бы лорд Кромвель, узнай он только, что посланник, на которого он возлагал столь большие надежды, забрел в болото и утонул, закончив на этом свое бесславное поприще.

– Поделом тебе, старый осел, – произнес я вслух.

Тут шорох, раздавшийся

за моей спиной, заставил меня резко обернуться. У распахнутой калитки стоял брат Эдвиг в теплом плаще поверх сутаны и с изумлением смотрел на меня.

– Г-господин Ш-шардлейк, с вами все в п-порядке? – спросил он, и я понял, что он слышал, как я осыпал себя ругательствами.

– Да, брат Эдвиг, – ответил я и со всем доступным мне проворством вскочил на ноги. Грязный и промокший, я, несомненно, производил довольно жалкое впечатление, отнюдь не отвечавшее моему высокому положению. – Я неожиданно оступился. И едва не утонул в болоте.

Брат Эдвиг сокрушенно покачал головой.

– В-вам не с-следовало сюда ходить, сэр. Это очень опасное м-место.

– Только что я имел возможность в этом убедиться. А вы, брат Эдвиг, я вижу, собрались куда-то? Решили немного отдохнуть от праведных трудов?

– Д-да, мне захотелось н-немного прогуляться. П-прогулка на свежем воздухе – лучший способ освежить г-голову. Мы с аббатом как раз навещали б-больного послушника, а после я решил п-пройтись.

Я недоверчиво взглянул на упитанного приземистого казначея. Трудно было представить, чтобы этот толстяк без всякой определенной цели пробирался сквозь заснеженный фруктовый сад.

– Я л-люблю п-приходить сюда и смотреть на р-реку, – сообщил брат Эдвиг. – Это очень успокаивает.

– Да, как и пешая прогулка.

– В-вы правы, сэр. Позвольте я п-помогу вам. Вы с-сильно п-перепачкались.

– Ничего страшного, – ответил я, стараясь сдержать бившую меня дрожь. – Но в самом деле, мне надо скорее вернуться в монастырь.

Мы с братом Эдвигом вошли в калитку и побрели через сад. Я старался идти как можно быстрее, промокшая нога моя на глазах превращалась в глыбу льда.

– Как себя чувствует больной послушник? – осведомился я.

– Ему н-немного лучше, но эти г-грудные болезни на редкость к-коварны, – со вздохом сообщил брат Эдвиг. – Прошлой зимой я сам хворал г-грудной лихорадкой. Две недели мне п-пришлось провести в п-постели, – добавил он, покачав головой при этом грустном воспоминании.

– А как вы считаете, не проявил ли приор излишней суровости в отношении Саймона Уэлплея?

Брат Эдвиг вновь покачал головой, явно не одобряя вопроса.

– Т-трудно с-сказать, сэр. В монастыре н-необхoдима дисциплина. И брат приор строго с-следит за соблюдением в-всех правил.

– Однако, переходя определенные границы, строгость порой превращается в неоправданную жестокость.

– Л-люди должны соблюдать п-правила, – упорствовал монах. – Им н-необходимо знать, что за каждый п-проступок их неминуемо ждет н-наказание. – Он пристально посмотрел на меня. – Разве вы придерживаетесь иного мнения, сэр?

– Смотря что считать проступком. Возможно, я тоже совершил проступок, сунувшись в это болото. Тем более меня много раз предупреждали, что это опасно.

– Вы с-совершили ошибку, сэр, а не п-проступок. И уж конечно, не п-прегрешение. А я сейчас говорю о т-тех, кто упорствует в своих заблуждениях. Им необходимо п-преподать суровый урок. К тому же я не думаю, что б-брат приор виноват в б-болезни послушника. Этот юноша слишком слаб и т-тщедушен. Такому не много н-надо, чтобы захворать.

– Я вижу, брат Эдвиг, этот мир представляется вам чрезвычайно простым и ясным, – заметил я, насмешливо вскинув брови. – Вы видите в нем лишь черное и белое.

Круглое лицо брата Эдвига приняло недоуменное выражение.

– А к-как же иначе, сэр, – пробормотал он. – В этом мире есть ч-черное и есть белое. Грех и добродетель. Бог и дьявол. П-правила устанавливаются не нами. Нам остается лишь следовать им.

– Да. Но теперь эти правила устанавливает король, а не Папа, – напомнил я.

– Конечно, сэр, – с готовностью согласился брат Эдвиг, не сводя с меня преданных глаз. – Тем более незыблемыми представляются нам эти п-правила.