Горчаков. Пенталогия
Шрифт:
Нарывается. Изо всех сил нарывается, сволочь. При свидетелях.
– Все ты понимаешь. – Я шагнул вперед и заговорил тише – так, чтобы не услышал никто другой. – Не можешь ездить – так хотя бы сливай честно.
На мгновение на лице Воронцова мелькнул испуг. Потом – злоба, но она тут же сменилась привычным благодушным выражением. И когда он снова заговорил, все вокруг наверняка увидели беседу если не лучших друзей, то уж точно – приятелей.
– Да говори кому хочешь, – прошипел Воронцов мне прямо в лицо. – Твое слово против моего – ничего, ноль без палочки. Ты щенок и бездарь…
– Зря ты это, князь, – вздохнул я. – Зря.
Дрожь в руках вдруг прошла. Совсем. Отступила и ярость: не погасла, а просто остыла, рухнув куда–то в живот ледяной глыбой. Будто кто–то очень большой и сильный встал за моей спиной, положил руки на плечи и тихонько шепнул: «А вот теперь – можно».
– Давай, беги жалуйся брату, сучонок, – так же белозубо улыбаясь продолжал Вороноцов. – Плевать я на него хотел. И на деда твоего, маразматика старо…
Я ударил: без изысков выкинул кулак прямо в дергающиеся усики. Вышло неожиданно хорошо и мощно, будто я занимался этим каждый день. Голова Воронцова мотнулась назад, а я уже бил снова. Раз-два, левой-правой. Получил сам – то ли ладонью, то ли вообще локтем. В глазах тут же потемнело, но я неплохо справился и вслепую. Нырок, уход вбок, коленом между ног – плевать на приличия – и сразу же ребром ладони снизу в подбородок. Или в горло – если повезет.
Что–то негромко хлопнуло, и щеку лизнул жар. Воронцов не только был вдвое сильнее и крупнее меня, но и не стеснялся использовать магию. Но я уже поймал кураж и вколачивал в него все излишки сил, оставленных Источником. Отступил, перехватил неуклюжую большую руку – и тут же ударил сам, с грохотом роняя тяжелое тело на пол. Мы свалились вместе, но я оказался сверху, тут же уселся на Воронцова и принялся вбивать…
– Прекратить!!!
Только что обожженную щеку снова шарахнуло – на этот раз холодом. Досталось и боку, и большей части спины. Меня сорвало с вяло трепыхавшегося Воронцова, швырнуло вперед и протащило метра три по каменному полу. Неожиданно скользкому… будто он вдруг покрылся тонким слоем льда.
– Князь… оба! – Ольга Михайловна потрясла рукой, стряхивая уже угасающие голубоватые искорки. – Немедленно прекратите это безобразие!
Строгая прическа ничуть не растрепалась – но глаза за стеклами очков метали молнии. Главврач превратилась в грозную воительницу, от которой во все стороны по полу и стенам расползался иней. Я без страха набросился на здоровенного Воронцова – но сейчас почти испугался.
Маг пятого класса – пусть даже маг-целитель – это вам не фокусы и пиротехника. Настоящая сила Одаренного. Размажет, и слово «мама» сказать не успеешь.
– Прошу меня… извинить. – Я кое-как отлип от норовившего схватить льдом рубашку пола. – У нас с его сиятельством… вышло недоразумение.
– В таком случае постарайтесь, чтобы в следующий раз ваши недоразумения происходили подальше от моей больницы! – Ольга Михайловна поправила лацканы халата. – Отправляйтесь к себе, князь – и настоятельно не советую вам появляться здесь.
Я так и не понял, к кому она обращалась… Ноги, цокающие каблуками к лестнице, наверняка выглядели более чем эффектно, но мое внимание было приковано к Воронцову. Он перекатился на бок, посмотрел волком на меня, потом на удаляющуюся княгиню… и, похоже, решил, что на сегодня разборок уже хватит. А невольные зрители шоу тут же принялись усердно делать вид, что ничего и вовсе не произошло – в гробовой тишине дружно пялились в потолок.
И только бедный дедок в ливрее до сих пор испуганно таращился на меня из-за своей конторки.
– Офигеть… – раздался голос со стороны входа.
Я обернулся и тут же встретился глазами с девчонкой примерно Таниных лет.
Занятная особа. Джинсы с кроссовками, блузка и короткая кожаная куртка, перетянутая наискосок ремешком фотоаппаратного футляра. Если бы не убранные под повязку темно-русые волосы, незнакомку вполне можно было бы принять за парня.
Невысокого, худощавого и очень-очень смазливого парня.
– Офигеть, – повторила она, наводя объектив прямо на меня. – Вот это было круто.
Щелчок затвор – и явно не первый. Судя по всему, на пленку попала вся наша с Воронцовым баталия… И я тут же представил себе первую полосу завтрашней светской хроники.
Блестяще, Горчаков. Десять побитых князей из десяти.
Видимо, Воронцов считал примерно так же. Поднялся, отряхнулся, поправил помятый пиджак и заковылял к выходу, стараясь не смотреть на людей. И только когда девчонка с фотоаппаратом чуть ли не в упор щелкнула его, обернулся расквашенной рожей и сквозь зубы произнес что–то резкое и шипящее.
Горе-репортерша ойкнула и выпустила внезапно вспыхнувшую алым пламенем камеру. Та тут же громыхнула об пол и брызнула во все стороны осколками объектива. А сама фотолюбительница встряхнула обожженными пальцами, пошатнулась и, не удержавшись, с размаху уселась на пол.
У меня вдруг возникло желание догнать Воронцова и всыпать ему еще раз – но сил хватило только кое-как встать на ноги и сделать пару шагов.
– Ну вот, – вздохнула девчонка. – Вторая камера за месяц. Не везет, так не везет.
– Прошу простить меня, сударыня. – Я протянул руку. – Моя семья возместит вам ущерб… за нашу с князем выходку.
– Да какая я сударыня… ваше сиятельство. – Девчонка улыбнулась, крепко обхватила мою ладонь и рывком поднялась с пола. – Вроде не благородных кровей. Где вы научились так драться?
– Самому интересно… – пробормотал я.
Уж точно не в лицее. И вряд ли дома – Миша предпочитал отрабатывать на мне приемы, а не делиться ими.
– Так… стойте ровно. – Девчонка вытащила откуда–то платок и осторожно промокнула мне над верхней губой. – Больно?
– Нет. – Я пожал плечами. – Ерунда.
Я не собирался строить из себя героя. Просто не почувствовал боли – но теперь она понемногу начинала о себе напоминать. Воронцов тоже постарался и расквасил мне нос. После разборок и драки прикосновения моей новой знакомой казались почти приятными – но хорошее всегда заканчивается куда быстрее, чем плохое. Девчонка убрала платок, отступила на шаг, склонила голову набок, оценивая свою работу – и, похоже, осталась довольна.
– Идите и умойтесь. Или Бельская вас с потрохами съест!