Горчаков
Шрифт:
Европа, едва оправившаяся после революционных бурь 1848–1852 годов, осмысливая уроки недавнего прошлого, осваивала пути к новому миропорядку. Противостояние интересов, разность политических устремлений, религиозное и имущественное отчуждение народов, как и прежде, предопределяли тонус жизни государственных образований. Однако все острее у европейских народов проявлялись единые для всех тенденции: рост самосознания, укоренение гуманистических идей и взглядов на развитие общества. В Европе и Америке по-разному, но все настойчивее звучали мысли о человеческом равенстве, социальной справедливости, обеспечении первейших прав граждан, верховенстве законов, наконец, о приоритете национальных интересов над всеми остальными. Права и достоинства человека начинали восприниматься как высшая ценность. Искания философов, творчество писателей и публицистов смыкались с реформаторскими устремлениями наиболее активной части граждан. В разных странах удалось достичь, хотя и по-разному, ограничения сословных и религиозных привилегий, охраны основных прав и свобод, отмены жестких форм управления. Происходило это на фоне борьбы с радикализмом, распространением утопических учений
На плечи глав государств и политиков ложилась нелегкая обязанность контролировать события и принимать ответственные решения.
В этой предстоящей общеевропейской работе великие державы все более становились конкурентами, хотя и прежде с опаской наблюдали друг за другом. Целесообразность однажды выработанных решений стала подвергаться сомнению. То, что было незыблемым вчера, сегодня неожиданно оказывалось под вопросом. От лидеров требовались политическое чутье, обладание информацией, умение излагать мысли и то, что называется провидческим даром. Поскольку вынашивались тайные замыслы и планы одних против других, возникали и распадались коалиции, надо было научиться разгадывать намерения возможных противников, а также союзников и друзей. Произносимые монархами и политиками заверения в преданности и верности нельзя было принимать в расчет. Правящей элите становилось ясно: затраты на добывание тайных планов и выяснения умонастроений не идут ни в какое сравнение с ущербом, который может понести застигнутое врасплох государство. Для достижения этих целей создавались специальные секретные структуры и фонды. Найти способы обретения преданных друзей, склонить колеблющихся на свою сторону «любовью, деньгами или силою» (Бисмарк) становилось целью весьма изощренной политики.
Без людей, наделенных мужеством и энергично мыслящих, находить ответы на вызов времени было невозможно. И такие люди появились!
Как в духовной культуре, так и в политике выдающиеся деятели появляются не часто. Гениальные взлеты в искусстве, литературе далеко не всегда можно объяснить историческими или тем более политическими обстоятельствами. В политике же как раз на крутых исторических переломах появление таких ярких личностей закономерно. Независимо от того, какое место им было уготовано в системе власти, они становились творцами политики, созидателями событий, оказывавших решающее воздействие на судьбы народов и государств.
Во второй половине XIX века на смену старозаветной тайной дипломатии приходит публичная политика. Секретные замыслы и политические заготовки сильных мира сего благодаря укреплявшейся гласности, публикациям независимой печати все более лишались покрова тайны, становясь доступными общественности. Теперь более чем когда-либо появилась возможность судить о деловых достоинствах и одаренности тех, кому доверено право говорить от имени государств и народов.
«Лесть — земных богов напиток» — эта древняя мудрость и поныне весьма актуальна. Лесть была и остается незаменимым средством, помогающим делать желаемое действительным, возвеличивать посредственность, опровергать неопровержимое, оправдывать то, что не подлежит оправданию. Именно лесть возносит простых смертных до уровня богов, оказывая гибельное воздействие на их судьбы.
Кто же они, эти земные боги? Прежде всего те, кто волею судьбы и по стечению обстоятельств повелевает государствами и народами. И при общении с ними всегда требовалось соблюдать определенные словесные правила игры. Малозначащие детали для людей обыкновенных у избранников судьбы обретали исключительный смысл и значение.
Луи Наполеон III был уязвлен в самое сердце, когда российский самодержец Николай I, обращаясь к нему в официальном послании, назвал его, императора всех французов, «другом», тогда как в подобных случаях принято было употреблять слово «брат». Тем самым Николай давал понять: в отличие от тех, кто является правителями «Божьей милостью», он, Наполеон III, — всего лишь избранный народом президент, а императором стал в ходе государственного переворота… Французское Министерство иностранных дел приложило немало стараний к тому, чтобы склонить российского императора изменить свою позицию, однако эти усилия оказались тщетными. Посол России в Париже дал понять местным представителям власти, что изменение Николаем I своей позиции противоречило бы традиционным монархическим ценностям. В дальнейшем российскому самодержцу дорого обошелся отказ польстить самолюбию новоиспеченного французского монарха… Однако надо отдать должное российскому самодержцу: он вовсе не собирался обострять отношения между Россией и Францией, и его позиция была одобрена другими монархами Европы. «Верные союзники» Николая I монархи Австрии и Пруссии все вместе согласились придерживаться единого титулования нового правителя Франции: «дорогой друг император Луи Наполеон». Когда
Путь, который привел Наполеона III на престол, многим в Европе легитимным не представлялся, а политические заявления нового французского правителя настораживали. Николай I не торопился признавать «самозваного» императора Наполеона III и удерживал от этого других европейских монархов. Однако с течением времени европейским правителям, близко наблюдавшим реалии хозяйственно-экономической жизни обновляющейся Франции, скрепя сердце приходилось признать равные права нового монарха по отношению к ним, представителям древних монархических домов Европы. Россия медлила. На старые обиды, нанесенные Франции, накладывались новые…
Выстоять перед пьянящей силой лести удавалось мало кому из сильных мира сего. Неумеренные проявления восторга, поток славословий притупляли бдительность, ослабляли зоркость, размягчали сознание. Напиток от чрезмерного употребления превращался в отраву самообольщения, вызывая синдром мании величия и превосходства над всем остальным миром. Мало что изменилось в психологии придворных со времен царя Давида, заметившего, что «уста льстивые говорят от сердца притворного».
Николай I, принявший льстивые уверения европейских монархов в вечной союзнической дружбе за чистую монету, испытал на себе тяжкие последствия этой болезни, в результате приведшей его к краху. Как и другие политические оппоненты Наполеона III, сам того не ведая, он подталкивал французского правителя к идее делом доказать свои права по отношению к другим. Таким реальным делом, как учила вся предшествующая мировая история, была победоносная война. В те времена поводов к такой войне долго искать не приходилось. Главная задача состояла в том, чтобы правильно рассчитать силы и улучить момент. Надо признать, Наполеону III это удалось с немалым успехом. Месть его была направлена прежде всего против России, нанесшей непро-щаемые обиды его дяде Наполеону I, да и ему самому, его идейному наследнику. Пройдет всего несколько месяцев после провозглашения Наполеона императором, как возникнет «спор о ключах», инициированный французским консулом в Иерусалиме. Конфликт, повода к которому не возникало за все предшествующие девятнадцать веков христианской истории, перерос в серьезную международную проблему. Этот «спор», в ходе которого был поставлен вопрос о праве первенства Католической (латинской) и Православной (греческой) церквей в доступе к главным святыням храмов Иерусалима и Вифлеема, на деле оказался лишь пробным камнем. Едва улаженное противостояние на религиозной почве возобновилось на почве межгосударственной. Ввергнув страну в Крымскую войну, российский император не смог пережить последствий поражения от противников, среди которых едва ли не главная роль принадлежала Наполеону III.
Кто же он, этот земной бог, восшествие на престол которого знаменовало начало нового, весьма значительного этапа в европейской истории второй половины XIX века?
В разгар революционных событий февраля 1848 года Луи Наполеон Бонапарт (1808–1873) сумел проявить политическое искусство такого уровня, что в 1852 году он был объявлен «Наполеоном III, милостью Божьей и волею французской нации императором французов». Ему предстояло управлять Францией более двадцати лет, причем в весьма короткое время Наполеону III удалось добиться возвращения своей страны в лоно великих европейских государств.
Луи Наполеон, племянник легендарного императора, слава которого со временем лишь приумножалась, всегда обращал на себя особое внимание: Наполеон к нему неизменно благоволил.
«Наполеон I всегда был расположен к своему крестнику. Он неизменно призывал его к себе, когда возвращался из путешествий. Забавлялся за завтраком его болтовней, нередко сажал подле себя за обедом за маленький стол, к которому больше никто не допускался» [137] .
Повзрослевший Луи Наполеон был принят во многих монархических дворах Европы, хотя всерьез его нигде не воспринимали. Его военно-политические авантюры, имевшие целью реставрировать империю Наполеона I, рассматривались как юношеские шалости. После крушения могущественного дяди он совершил немало рискованных поступков и даже пытался ниспровергать королевскую власть. Однако Франция не приняла его. В свои сорок лет он оставался отверженным, пережив даже тяжесть тюремного заключения. Правда, к этому времени он уже многое познал и осмыслил, объехав полсвета и изучив опыт таких разных по своему укладу стран, как Швейцария, Германия, Англия, Соединенные Штаты Америки. Скитания по миру сделали его осторожным, а обращение к опыту своего кумира Наполеона I научило быть более предусмотрительным, действовать, взвешивая каждый шаг. Луи Наполеон всю жизнь считал себя идейным преемником своего дяди. Политическое и духовное наследие бонапартизма всецело занимало его и в молодые, и в зрелые годы. Он считал себя защитником демократической свободы и государственной власти, основанной на волеизъявлении всего народа.
137
Современные биографические очерки: Вильгельм I. Бисмарк. Наполеон III. Эммануэль. Папа Пий IX. М., 1871. С. 38.
Его восхождение на французский политический олимп произошло в считанные месяцы, с февраля по декабрь 1848 года. И даже в этот период в кругах революционных республиканцев он слыл мало перспективной личностью из-за прежней неудавшейся карьеры, неспособности ораторствовать, нерешительности в определенных политических ситуациях. Однако именно ему принадлежало имя и политическое наследие Наполеона I, что значительно важнее всего остального. К тому же претендент на президентскую власть не был замешан в кровавых событиях июня 1848 года, когда жертвами трехдневного противостояния стали около пяти тысяч парижан…