Гордое сердце
Шрифт:
— Идите-ка сюда, мои милые, — позвала она их.
Блейк широко распахнул одну из дверей.
— Это твои комнаты, Сюзан!
Затем они пошли наверх. Дети осторожно, на цыпочках поднимались за ними по мраморным ступенькам.
Теперь Блейк говорил уже Джону:
— Ты, Марсия и Джейн будете жить на другом этаже.
— Прекрасно, — сказала Джейн и взяла детей за руки.
Когда они спустились вниз, Блейк вновь открыл широкую дверь, Сюзан остановилась на пороге и смотрела на комнаты, которые он обставил для нее — прекрасные в своей простоте и гармонично простые, со
— Ничего мелкого и пустячного для моей великой Сюзан, — заявил Блейк. — Все проектировал я сам.
— Когда же ты успел? — спросила она, пораженная, осматривая это гигантское пространство.
— Почти сразу же, я имею в виду, что начал через день после того, как мы познакомились, — сказал он, улыбаясь и в то же время наблюдая за нею.
Сюзан не знала, что и сказать. Она стояла и удивленно осматривалась вокруг.
— Тебе здесь нравится? — поинтересовался он.
— Да, — прошептала она, — здесь все такое необыкновенное и прекрасное.
Мгновение она помолчала, а после сказала просто:
— Спасибо тебе, Блейк, за твою любовь.
ЧАСТЬ IV
Сюзан осмотрела длинный узкий салон. Она жила в доме Блейка уже несколько недель и могла довольно точно определить, что утренняя уборка и без того очень чистого и ухоженного дома завершена. В конце салона был разбит маленький, аккуратный садик, а за садиком несла свои воды Ист-ривер. Садовник-шотландец Линлей приезжал один или два раза в неделю из провинции, чтобы поухаживать за растениями, посаженными в изобилии вокруг бассейна. В его отсутствие цветы должен был поливать шофер. Сюзан выслушивала жалобы Линлея:
— Банти не выливает и половины того, что должен, миледи. Это возмутительно! Если позволите, я переговорю с хозяином.
— Ах, нет, Линлей, — сказала она быстро, не беспокойте этим моего мужа, прошу вас. Я поговорю с Банти сама. — Не забыть бы сегодня после обеда, когда она поедет в музей «Метрополитэн», отругать этого мальчишку Банти… В музей «Метрополитэн» она ездила почти каждый день. Там было прохладно и безлюдно, она могла сидеть там столько, сколько ей хотелось, и, не спеша, раздумывать о том, что видела.
В середине лета дом был неимоверно тихим. Дети уехали в лагерь. Уже в первую неделю лета Блейка охватило беспокойство и он спросил у Сюзан:
— Твои дети на лето не ездят в лагерь?
Конечно, их не стоило бы оставлять на лето в городе. Блейк был невероятно щедрым и распорядился подготовить для них западное крыло дома, но и сейчас там было слишком жарко. Кроме того, она застала однажды Блейка в салоне, сжимающим голову ладонями, так как Джон как раз скакал вниз по лестнице.
— Джон! — резко окликнула она сына, пошла навстречу в холл и хотела его отругать. Но ее остановил его невинный взгляд, и Сюзан сдержалась.
— Ты хотел бы съездить в лагерь? — спросила она его.
— Джейн говорила, что она могла бы взять меня и Марсию домой, — сказал он осторожно.
— Вы здесь дома, — сказала она.
— Да, я это знаю, — деликатно ответил мальчик. — Но я имел в виду — по-настоящему
— Ну, нет, — возразила она. — Мне бы хотелось, чтобы вы оба поехали в лагерь, там вас научат плавать, и вообще, там вы отдохнете и окрепнете.
Целую неделю они с Джейн готовили детей в дорогу. Блейк был очень заботлив и мил. Он купил Джону дорогую удочку и объяснил ему, как ловят рыбу на мух. Пожалуй, не существовало ничего, о чем Блейк не знал бы. Но Джон ей на прошлой неделе написал из лагеря письмо: «Прошу тебя, не могла бы ты послать мне простую удочку? Но Блейку ничего не говори. Ребята мне твердят, что простые удочки лучше. Кроме того, мы ловим на червя». Ничего не говоря Блейку, — ни за что на свете она не упомянула бы об этом — она сама сходила в спортивный магазин и купила Джону самую обыкновенную удочку. Марсия сама не писала — была еще слишком маленькой. Но каждую неделю приходило изящно написанное официальное письмо, сообщающее, что у Марсии дела идут хорошо и что из нее будет хорошая пловчиха, что она будет хорошо ездить на лошади, но что она несколько привередливая и упрямая. Сюзан в письме спросила: «Марсия не скучает?» — «Не скучает, — ответило изящное письмо. — Марсия иногда упоминает о своем новом отце, но можно сказать, что она ни о ком не скучает».
Когда дети уже отбыли, Джейн сказала решительно:
— В доме столько помощников, леди, что я вам не понадоблюсь, пока не вернутся дети. Я поеду домой, как следует приберусь и наварю ежевичного варенья.
Итак, она осталась в доме одна с Блейком.
— Тебе хотелось бы куда-нибудь поехать, Сюзан? — спросил он ее.
— А тебе? — ответила она вопросом на вопрос.
— Нет, — сказал он. — Я люблю жить здесь. Я полюбил этот д ом,я люблю этот город. Кроме того, у меня есть определенные идеи, которые мне хотелось бы выразить в керамике. Нью-Йорк летом изумителен. К тому же, все разъехались.
Но город был полон людей. Она часто наблюдала за ними из своего окна, выходящего на реку. Она бездельничала, только бездельничала. Она сдалась своей любви к Блейку.
Блейк, несмотря на переменчивость своих настроений, был неутомим в работе. Последний этаж дома служил ему ателье. Сразу же в первый день, приведя сюда Сюзан, он опередил ее вопрос, сказав:
— Ты можешь тоже пользоваться ателье, если захочешь продолжать работу.
— Естественно, я буду продолжать работу, — она посмотрела на него с удивлением. — Только не знаю, когда начать…
Он, казалось, даже ее и не слышал. Он все ей продемонстрировал. Он гордился своим домом и более всего — ателье, которое сам проектировал. В нем были огромные окна со шторами, весьма хитроумно управляемыми при помощи шелковых шнурков и блоков, многочисленные встроенные шкафы с материалами, мольбертами и инструментами — все это составляло резкий контраст с пустой ригой и совершенно беспорядочно оборудованным ателье старого маэстро, ей даже и не снилась такая роскошь. Сюзан часто поднималась наверх, чтобы посмотреть на работу Блейка, но сама она не работала. При всей этой окружающей ее роскоши ей и в голову не приходило ничего, чтобы ей хотелось создать.