Гордость и страсть
Шрифт:
В саду было темно и тихо, не считая стрекотания кузнечиков.
Глаза Гарта быстро привыкли к мягкому сиянию мириад звезд, и, держась травянистой кромки, заглушающей шаги, он прошел по усыпанной белой галькой Дорожке к воротам. Тихонько открыв их и так же тихо затворив за собой, Гарт направился к флигелю, нашел Тэма и Сима и вывел их в прихожую, чтобы потолковать наедине.
Оборвав их ошеломленные восклицания по поводу его внезапной женитьбы и строго-настрого велев им держать эту новость при себе, он дал им указания.
— Само собой, сэр, — сказал Тэм. — Мы отправимся в Хоуик, как только будет видно, куда ехать.
— Едва забрезжит рассвет, — закивал Сим, добавив с надеждой: — И нам, поди, придется погонять своих коняшек что есть мочи, верно, сэр?
— В этом нет нужды, — охладил его пыл Гарт. — Дуглас будет искать меня не раньше середины дня, а у вас в запасе по меньшей мере пять часов, и вы не станете останавливаться в Драйбурге. Поэтому должны успеть вовремя. Если правитель с Мюрреем уедут отсюда достаточно рано, я, быть может, ненамного отстану от вас.
Пожелав им спокойной ночи, он зашагал назад к садовым воротам, пытаясь представить, что его ждет. С полуулыбкой покачав головой, он размышлял над тем, что сделал.
Ну не дурак ли он? Отец так бы и сказал, признайся он ему. Но покойный лорд Уэструдер уже не имеет возможности призвать сына к ответу за его поступок.
И хотя Гарт и благодарил судьбу за это, ему стало грустно, что его родитель никогда не встретит Амалию.
Тут он улыбнулся, зная, что отцу она бы понравилась с первого взгляда. С матерью может быть посложнее, потому что, если верить его сестре Джоан, свекрови редко проникаются симпатией к женам сыновей, особенно женам старших или единственных сыновей.
Но леди Уэструдер — женщина весьма здравомыслящая и обладающая прекрасным чувством юмора. Если отец осудил бы его необдуманный, импульсивный поступок и бранил за него, ее милость наверняка подумала бы, что он получил именно то, что заслуживает. Она бы настаивала, что все ее симпатии на стороне молодой жены.
Кузнечики по-прежнему стрекотали в саду, а в конюшне тихонько заржала лошадь.
Но все по порядку, решил он, подходя к ступенькам. Прежде чем он представит Амалию своей семье, ему надо завершить дело.
Он открыл дверь в коридор и насторожился, прислушиваясь, не раздадутся ли голоса или шаги. Он продолжал быть начеку, задвигая засов и поднимаясь по черной лестнице. Большинство слуг, пользующихся ею, не знают, что он имеет разрешение Изабеллы находиться здесь, поэтому любой, кого бы он ни встретил, укажет на его ошибку. Он надеялся, что ему удастся все объяснить, прежде чем кто-нибудь поднимет шум и привлечет внимание Файфа.
До сих пор ему везло.
Когда же он подошел к двери, за которой ждала его молодая жена, все мысли о долге, объяснениях или возможном препятствии исчезли, оставив лишь предвкушение первого настоящего долга, который его ожидал. Тело тут же пробудилось к жизни, и он осознал, что предстоящее возбуждало не только его воображение, и это было не в первый раз с тех пор, как он ее встретил.
Он замешкался у двери, когда внезапно ему пришло в голову, что он не может быть уверен в хорошем приеме. Она способна встретить его как правильно сложенным кулаком или тазом ледяной воды, так и улыбкой. Но он велел ей подготовиться к постели, и после того, что произошло, возможно, она подчинилась.
Сомнения нахлынули с новой силой, когда он поднял щеколду. И несмотря на это, он не был готов увидеть ее полностью одетой, стоящей у окна с открытыми ставнями и любующейся звездами. Она сняла сетку, удерживающую волосы, и они ниспадали мягкими черными волнами до талии. Блестящие пряди отражали оранжево-золотистое сияние свечей, освещающих комнату, создавая огненные блики.
Она обернулась и серьезно посмотрела на него, когда он закрыл дверь.
— Почему ты не в постели, девушка?
— Нам надо поговорить, — ответила она.
— Мы можем поговорить позже, — твердо сказал он.
Тело его, определенно, имело сейчас совсем иные намерения.
Твердя себе, что его долг — позаботиться, чтобы Файф не нашел ее девственницей, если вздумает устроить освидетельствование, он двинулся к ней.
Амалия вглядывалась в него, пытаясь определить его настроение. Ей хотелось поговорить, потому что было много такого, что она желала знать. Была также одна вещь, которую она должна сказать ему, прежде чем он узнает это сам, но сомневалась, хватит ли ей смелости.
— Почему Файф назвал вас Уэструдером? — спросила она, зная по опыту, что лучшая линия поведения — заставить его защищаться.
Его гримаса показала ей, что у нее все получилось, пусть и ненадолго.
— Не помню, говорил ли я тебе, что мой отец умер, пока я был в Данциге, — сказал он.
— Нет, — отозвалась она. — Я подумала, что его, должно быть, нет на этом свете, когда вы сказали мне, что принесли клятву на Мут-Хилле от своих земель. Еще вы рассказывали мне, что ваш дом в Уэструдере. Но Файф назвал вас Уэструдером, а не сэром Гартом, поэтому ваше баронство, должно быть, могущественно. Мой отец тоже… был бароном, но хотя его владения обширны, он считал свой рыцарский титул более значимым.
— Многие так считают, — согласился Гарт. — Я тоже горжусь своим, но мой отец, как и дед, хотя и был рыцарем, взял баронский титул.
— Почему вы не рассказали мне раньше?
— Правду сказать, девушка, я как-то не думал об этом. Хотя мне приходило в голову, что ты могла решить, будто я тебя обманул, если бы услышала, как кто-то обращается ко мне «милорд» или «Уэструдер». Я чувствовал себя виноватым, потому и избегал обсуждать эту тему. Я говорил себе, что буду держаться здесь в тени, потому что рыцарь на службе, который к тому же является еще и земельным бароном, привлечет ненужное внимание. Это правда. Такие сведения могли даже навести определенных людей на мысль, что мы с принцессой…
Он заколебался, не желая предполагать, что люди могут заподозрить.
— Вам нет нужды объяснять это, сэр, — сказала Амалия. — Люди действительно строят несправедливые предположения из-за того, что она не живет с сэром Джоном Эдмонстоном.
Теперь она почувствовала себя виноватой, потому что и раньше знала, что он владеет земельными угодьями и является бароном, но она еще не была готова говорить о себе.
— Какой он, Уэструдер? — поинтересовалась она.
— Скоро я отвезу тебя туда, и увидишь, — пообещал он. — Теперь, когда у меня есть жена, полагаю, мне придется взять на себя все остальные свои обязанности и перестать перекладывать их на плечи управляющего. Он будет рад заполучить меня домой, но вначале я должен закончить то, что начал. Но я все равно могу отвезти тебя туда после того, как встречусь с Дугласом, и после того, как мы проводим твоего отца в последний путь.