Гордость Карфагена
Шрифт:
Магон повернулся и поспешил за посыльным, проталкиваясь через собирающуюся толпу. Ему приходилось двигаться с большим проворством, чтобы не застрять. К тому времени, когда провожатый замедлил шаг и, оглянувшись, посмотрел на Магона, они уже спустились с городской стены. Вскоре оба оказались в темном коридоре. Здесь было сыро и прохладнее, чем на открытом воздухе. Вдоль одной стены тянулись кучи старой соломы, сметенной из стойл. Едкий запах мочи заставил Магона отвести лицо в сторону. Он хотел спросить посыльного, зачем тот привел его сюда — по ошибке или в шутку. Но тут из-за угла в конце коридора выглянула голова, а затем появилось и тело: к нему навстречу вышел Ганнон, старший брат, второй после Ганнибала. Магон обогнал посланника и побежал вперед, протягивая руки для долгожданного приветствия. Но Ганнон отстранился. Он лишь сжал пальцами бицепсы брата и быстро кивнул. На этом все закончилось. Он посмотрел в глаза Магона и сурово сжал губы в тонкую линию.
— Делегация римлян, — сказал Ганнон. — Они прибыли прямо перед нами. Это не то возвращение домой, которого мы ожидали. Ганнибал согласился их принять. Идем.
Он повел брата в смежное помещение. Несмотря на чисто выметенный пол, почти без остатков соломы и навоза, оно представляло собой обычную конюшню, со стойлами вдоль одной из стен. Помещение освещалось факелами и косыми лучами солнца, бившими в проем ворот, за которыми начиналась площадка для объездки лошадей. По обеим сторонам прохода стояли воины Священного отряда — особая охрана, поклявшаяся защищать генералов нации. Их щеки и верхние губы были чисто выбриты; аккуратные холмики бакенбард доходили до самых подбородков. Они замерли друг напротив друга, сложив руки на груди и устремив холодные взгляды прямо перед собой.
В центре конюшни было установлено кресло с прямой высокой спинкой и с боковыми изогнутыми крыльями, которые скрывали профиль сидящего человека. Руки мужчины покоились на подлокотниках. Костяшки пальцев выглядели большими и мозолистыми. Коричневые ладони казались еще более темными от некой мази, нанесенной на кожу. К сидевшему пригнулись несколько человек, которые о чем-то тихо переговаривались. Одного из стоявших за креслом Магон узнал по видимой части лица и плеча. Когда тот поднял голову, стали видны мясистые щеки, квадратная нижняя челюсть и шишковатый лоб, увенчанный черной пеной вьющихся волос. Несмотря на хмурый вид, мужчина, как только заметил вошедших, быстро улыбнулся. Это был Гасдрубал, третий из сынов Гамилькара Барки. И Магон сразу понял, что в кресле сидел Ганнибал — его старший брат.
Когда юноша устремился к ним, Ганнон придержал его за руку. Он кивнул на проем ворот, в котором появились пять фигур. Они стояли, поглядывая друг на друга, осматривая конюшню и делясь мыслями по поводу увиденного. Один из них покачал головой и плюнул на землю. Другой, судя по всему, решил уйти. Однако третий человек остановил их умиротворяющим жестом руки. Он снял с головы украшенный гребнем шлем, зажал его под сгибом локтя и зашагал по проходу. Другие неохотно следовали за ним — пять силуэтов в лучах дневного света.
— Мы с тобой займем позицию справа от Ганнибала, — прошептал Ганнон. — Гасдрубал и переводчик будут слева. Согласен, для официального прием выглядит странным, но как бы там ни было, мы хотим, чтобы ты предстал перед римлянами как один из нас.
Они оба приблизились к креслу. Магон по-прежнему не видел лица старшего брата. Гасдрубал кивнул ему и прошептал какие-то слова, но юноша не расслышал их. Затем все молча повернулись к визитерам. Их застывшие лица не выражали никаких эмоций.
Лидер делегации остановился в нескольких шагах от кресла и встал, широко расставив ноги. Хотя он не носил меча, его одеяние выдавало в нем воина. Цвет кожи был едва светлее, чем у карфагенян, однако разница в происхождении не вызывала сомнений. Широкоплечий и коренастый, он уступал карфагенянам в росте — не меньше чем на половину головы. Один край его рта был изогнут старым шрамом. Вероятно, рана плохо зажила и оставила после себя рваный след. Взгляд посланника переходил с одного Баркида на другого, изучая каждого из них. Наконец он сосредоточился на сидящем в кресле.
— Ганнибал Барка, — произнес римлянин, — командир карфагенской армии в Иберии. Меня зовут Теренций Варрон. По приказу Сената я привез тебе сообщение из Рима.
Посланник замолчал и взглянул через плечо на мужчину, который стоял позади него. Тот откашлялся и начал переводить латынь Варрона на карфагенский язык. Но тут же был прерван малоприметным жестом, который тем не менее заметили все. Ганнибал поднял палец над подлокотником. Его запястье изогнулось в не совсем понятном движении, затем перст указал на человека, стоявшего за креслом. Этот юноша, голова и руки которого были полностью закрыты простым плащом, являлся личным переводчиком командира. Он продолжил официальное представление.
— Приветствую тебя, Теренций Варрон, — ответил Ганнибал через своего переводчика. — Ознакомь нас с посланием.
— Ты собираешься говорить со мной здесь? — спросил Варрон. — В конюшне?
Один из сопровождавших его мужей издал раздраженный вздох и осмотрел подошвы сандалий, испачканные навозом.
— Позволь мне напомнить тебе еще раз, Ганнибал Барка...
— Мне сообщили, что ваша делегация хотела встретиться со мной безотлагательно, — перебил его командир на карфагенском языке. — Я только что вернулся из покоренной Арбокалы. Буквально час назад, как вы знаете. Я устал и не мыт. Под моими ногтями все еще чернеет кровь врагов. Но, несмот ря на это, я бросил все дела, чтобы выслушать ваше настоятельное сообщение. Вероятно, передав его мне, вы тут же оседлаете коней и помчитесь с моим ответом обратно в Рим. Не волнуйтесь о сандалиях. Если нужно, мы снабдим вас новыми.
Он жестом велел солдату, стоящему у ворот, исполнить порученное. Смущенный юноша торопливо вышел из конюшни.
— Вам понравятся наши сандалии, — пообещал Ганнибал. — По удобству и выделке им нет равных.
Посланник Рима оглянулся и строго посмотрел на своего переводчика, требуя объяснить происходящее. Выслушав его, он снова повернулся к полководцу.
— Сенат озабочен тем, что некоторые из наших иберийских союзников напуганы действиями карфагенской армии.
Ганнибал тихо хмыкнул, выражая недовольство поднятой темой. Посланник сделал вид, что не заметил. Город Сагунтум, напомнил он, всегда был другом Рима и как таковой находился под защитой республики. Ранее, во времена Гамилькара и Гасдрубала Красивого, Рим относился к Карфагену с большим великодушием, не ограничивая его экспансию в Иберии. И ныне в своих делах с Ганнибалом римляне ведут себя с такой же сдержанностью. Но это не означает того, что они забыли условия предыдущих соглашений. Они по-прежнему верны договору, заключенному с Гасдрубалом, по которому сфера карфагенского влияния ограничивалась южным берегом Эбро. Римлянам известно, что семейные и племенные связи некоторых иберийских союзников Карфагена тянутся дальше указанной границы, и по этой причине они пока смотрят сквозь пальцы на незначительные нарушения соглашений. Но Рим не будет стоять в стороне, если Сагунтум окажется под угрозой. И республика настаивает на прекращении любой активности за пределами Эбро. Л юбой! Сенат хочет, чтобы молодой командующий твердо уяснил это на тот случай, если безвременная смерть предшественника посеяла сомнения по этому поводу.
Когда переводчик умолк, Варрон обернулся и ироническим взглядом дал понять своим спутникам, что переходит к сути сообщения.
— В связи с вышеизложенной позицией Рим требует, чтобы Ганнибал свел свои дела к мирным отношениям с союзными племенами, не создавал близ Сагунтума новых поселений и не вмешивался в споры данного региона. Рим требует, чтобы ни один карфагенянин или союзник Карфагена не пересекал границы Эбро по той или иной причине. Кроме прочего, Рим требует...
— Достаточно! — проговорил Ганнибал.
Он произнес это слово на латыни — негромко, но так, что оно заставило римлянина замолчать. Полководец наклонился вперед, впервые показав Магону свой профиль. Глубоко посаженные глаза прятались в тени под нависшими бровями рядом с острым изогнутым носом. С его подбородка, как и у всех солдат Священного отряда, свисал шишак волос, обвитый лентой. Он прикоснулся пальцами к бороде и, казалось, выжал из нее ответ.
— Мне больше не нужно твоих «кроме прочего». Ты изложил свою мысль. Хочешь знать, что я отвечу?