Шрифт:
Аверченко Аркадий Тимофеевич
Гордость нации
Городовой Сапогов
Ялтинский городовой Сапогов получил от начальства почетное, полное доверия к уму и такту Сапогова поручение: обойти свой участок и проверить всех евреев -- занимается ли каждый еврей тем ремеслом, которое им самим указано и которое давало
Проверять хитрых семитов Сапогову было приказано таким образом: пусть каждый семит сделает тут же, при Сапогове, на его глазах, какую-либо вещь по своей ремесленной специальности и тем докажет, что бдительное начальство не введено им в заблуждение и недостойный обман.
– - Ты только держи ухо востро, -- предупредил Сапогова околоточный.
– - А то -- так тебя вокруг пальца и обкрутят!
– - Жиды-то? Меня-то? Да господи ж.
И пошел Сапогов.
– - Здравствуйте!
– - сказал Сапогов, входя к молодому Абраму Голдину.
– - Ты это самое, как говорится: ремесло свое... Сполняешь?
– - А почему мне его не исполнять?
– - удивился Абрам Голдин.
– - Немножко кушаю себе хлеб с маслом. Знаете -- фотография, конечно, такое дело: если его исполнять, то и можно кушать хлеб с маслом. Хе-хе! На здоровьичко...
– - Та-ак, -- нерешительно сказал Сапогов, переминаясь с ноги на ногу.
– - А ты вот что, брат... Ты докажи! Проверка вам от начальства вышла...
– - Сделайте такое одолжение, -- засуетился Абрам Голдин, -- мы сейчас из вас сделаем такую фотографию, что вы сами в себя влюбитесь! Попрошу вас сесть... Вот так. Голову чуть-чуть набок, глаза сделайте, попрошу немножко интеллигентнее... рот можно закрыть! Закройте рот! Не делайте так, будто у вас зубы болят. Нос, если вам безразлично, можно пока рукой не трогать. Потом, когда я кончу, можно его трогать, а пока держите руки на грудях. Прошу теперь не шевелиться: теперь у вас за-ме-ча-тель-но культурный вид! Снимаю!! Готово. Спасибо! Теперь можете делать со своим носом что вам угодно.
Сапогов встал, с наслаждением расправил могучие члены и с интересом потянулся к аппарату.
– - А ну -- вынимай!
– - Что... вынимать?..
– - Что там у тебя вышло? Покажь!..
– - Видите ли... Сейчас же нельзя! Сейчас еще ничего нет. Мне еще нужно пойти в темную комнату проявить негатив.
Сапогов погрозил Голдину пальцем и усмехнулся.
– - Хе-хе! Старая штука!.. Нет, брат, ты мне покажи сейчас... А этак всякий может.
– - Что это вы говорите?
– - встревожепно закричал фотограф.
– - Как же я вам покажу, когда оно не проявлено! Нужно в темную комнату, которая с красным светом, нужно...
– - Да, да...
– - кивал головой Сапогов, иронически поглядывая на Голдина.
– - Красный свет, конечно... темная комната... Ну, до чего же вы хитрые, жидова! Учитесь вы этому где, что ли... Или так, -- сами по себе? Дай мне, говорит, темную комнату... Ха-ха! Не-ет... Вынимай сейчас!
– - Ну, я выну -- так пластинка будет совершенно белая!.. И она сейчас же на свету пропадет!..
Сапогов пришел в восторг.
– - И откуда у вас что берется?! И чтой-то за ловкий народ! Темная, говорит, комната...
– - Хорошо, -- вздохнул Голдин и вынул из аппарата белую пластинку.
– - Смотрите! Вот она.
Сапогов взял пластинку, посмотрел на нее -- и в его груди зажглась страшная, тяжелая, горькая обида.
– - Та-ак... Это значит, я такой и есть? Хороший ты фотограф. Понимаем-с!
– - Что вы понимаете?!
– - испугался Голдин. Городовой сумрачно посмотрел на Голдина...
– - А то. Лукавый ты есть человек. Завтра на выезд получишь. В 24 часа.
Сапогов стоял в литографической мастерской Давида Шепелевича, и глаза его подозрительно бегали по странным доскам и камням, в беспорядке наваленным во всех углах.
– - Бонжур, -- вежливо поздоровался Шепелевич.
– - Как ваше здоровьице?
– - Да так. Ты ремесленник будешь? А какой ты ремесленник?
– - Литографический. Ярлыки разные делаю, пригласительные билеты... Визитные карточки делаю.
– - Вот ты мне это самое и покажи!
– - сказал подмигивая Сапогов.
– - Сколько угодно! Мы сейчас, ваше благородие, вашу карточку тиснем. Как ваше уважаемое имя? Сапогов? Павел Максимович? Одна минутка! Мы прямо на камне и напишем!
– - Ты куда?
– - забеспокоился Сапогов.
– - Ты при мне, брат, пиши!
– - Да при вас же! Вот на камне!
Он наклонился над камнем, а Сапогов смотрел через его плечо.
– - Ты чего же пишешь? Разве так?
– - Это ничего, -- сказал Шепелевич.
– - Я на камне пишу сзаду наперед, а на карточке оттиск выйдет правильный.
Сапогов засопел и опустил руку на плечо литографа.
– - Нет, так не надо. Я не хочу. Ты, брат, без жульничества. Пиши по-русски!
– - Так оно и есть по-русски! Только это ж нужно, чтобы задом наперед.
Сапогов расхохотался.
– - Нужно, да? Нет, брат, не нужно. Пиши правильно! Слева направо!
– - Господи! Что вы такое говорите! Да тогда обратный оттиск не получится!
– - Пиши, как надо!
– - сурово сказал Сапогов.
– - Нечего дурака валять.
Литограф пожал плечами и наклонился над камнем. Через десять минут Сапогов сосредоточенно вертел в руках визитную карточку и, нахмурив брови, читал:
– - Вогопас Чивомискам Левап. На сердце у него было тяжело...
– - Так... Это я и есть такой? Вогопас Чивомискам Левап. Понимаем-с. Насмешки строить над начальством -- на это вы горазды! Понимаем-с!! Хороший ремесленник! Отметим-с. Завтра в 24.
Когда он уходил, его добродушное лицо осунулось. Горечь незаслуженной обиды запечатлелась.
"Вогопас, -- думал, тяжело вздыхая, городовой, -- Чивомискам!"
Старый Лейба Буцкус, сидя в уголку сквера, зарабатывал себе средства к жизни тем, что эксплоатировал удивительное изобретение, вызывавшее восторг всех окрестных мальчишек... Это был диковинный аппарат с двумя отверстиями, в одно из которых бросалась монета в пять копеек, а из другого выпадал кусок шоколада в пестрой обертке. Многие мальчишки знали, что такой же шоколад можно было купить в любой лавчонке, без всякого аппарата, но аппарат именно и привлекал их пытливые умы...