Гордые и одинокие
Шрифт:
Прошлой ночью он чувствовал себя нормальным человеком. Прошлой ночью он был уверен в себе и мог справиться с чем угодно. А сегодня не в состоянии заклеить порез. Нельзя разочаровывать Лили. Она и так многое пережила.
Черт! Если он оттолкнет ее сейчас, она решит, будто ее прошлое встало между ними непреодолимым барьером. Что же делать? Он не может любить ее так, как она этого хочет. Так, как она заслуживает.
— Ноа...
От неожиданности он слишком резко обернулся и задел раненой рукой дверной косяк.
Жгучая боль пронзила его, и он чуть не упал на колени. Лили, прекрасная, женственная Лили моментально среагировала и поднырнула под левое плечо Ноа, принимая на себя всю тяжесть его тела.
— Пойдем-ка присядем, — сказала она, отводя его в столовую и подставляя стул.
Ноа рухнул на него, закрыв глаза и стиснув зубы, чтобы не заплакать от боли. Ему казалось, что болит не культя, а вся рука. Он ощущал даже пальцы, которых давно не было.
Фантомная боль. Время от времени с ним случались такие приступы, иногда от удара, а иногда — просто так. Сегодня он вымотался, и боль была особенно жестокой, она пульсировала и отдавалась звоном в ушах.
— О, Ноа, чем я могу помочь? — Голос Лили, охваченной паникой, доносился справа, и Ноа с трудом открыл глаза:
— Ты не виновата. Сегодня трудный день. Я просто был неосторожен.
Холодный пот проступил у него на лбу. Он не собирался демонстрировать ей себя в таком виде. Последствие увечья превращало его в ничтожество. Чаще всего он справлялся. Но бывали случаи, когда боль заставала его врасплох, и тогда приходилось терпеть и ждать. Это происходило, если он был подавлен или просто переутомлялся. «Следи за собой, прислушивайся к своему телу», — советовали врачи.
Если бы все было так просто. Сейчас его тело кричало и роптало.
— Принести какое-нибудь лекарство? — предложила Лили.
Ноа покачал головой. Любое лекарство, как правило, в этом случае бесполезно.
Он увидел на ее лице выражение беспомощности. Сколько раз он сам чувствовал себя так же, когда его солдаты получали ранения, а он ничего не мог с этим поделать. И вот Ноа Лэреми оказался на их месте.
Ледяные и огненные кинжалы, казалось, пронзали его плечо, и он заскрежетал зубами. Лили доверилась ему и поведала свою историю. Может ли он довериться ей и показать свои шрамы?
— Давай попробуем приложить лед. Надо же что-то делать, — настаивала она.
Ноа задержал дыхание, и мышцы его свело. Он наконец сообразил, как справиться с болью, и Лили вполне способна помочь.
— Надо снять судороги. Там, в аптечке, есть упаковка.
Лили ушла в ванную, а Ноа попытался закатать рукав. Но утром шел дождь, и он надел рубашку с длинными рукавами, что усложнило задачу. Вернулась Лили и поставила коробочку на пол.
— Закатай, — велел Ноа.
Она попыталась, но до конца обнажить руку не получилось.
— Нужно снять рубашку, — решила она.
— Нет, — процедил он.
Боль усиливалась.
— Да! — Девушка принялась расстегивать пуговицы.
— Лили, нет, — слабеющим голосом произнес Ноа.
Он не в состоянии поднять левую руку, чтобы остановить ее, однако не желает демонстрировать свое обнаженное тело. Это отвратительное зрелище... Лили теперь будет смотреть на него иначе — как на мужчину, покрытого уродливыми шрамами. Она тут же забудет того Ноа, с которым танцевала, с которым целовалась.
Но вот Лили расстегнула последнюю пуговицу и распахнула рубашку.
И увидела.
И закричала.
Он представил, что открылось ее взору. Болезненные багровые отметины, морщинистые шрамы от осколков. Монстр.
— О, Ноа... Я не знала. — Она задыхалась. — Почему ты не сказал мне?
— Я не хотел, чтобы ты видела.
Ноа не был человеком, который способен прослезиться. Он не плакал ни в госпитале, ни на могиле отца, ни когда впервые за более чем два десятка лет встретился с матерью. Но сейчас он не сдержал слезы, глядя на Лили, которая стояла перед ним, зажав рукой рот. Слезы, горячие и горькие, капали с его ресниц.
Лили пришла в ужас при виде его изуродованного тела. Бог мой, какую боль он испытал тогда! Пострадала не только рука. Багровые шрамы покрывали его грудь и живот. Она посмотрела на Ноа. Он плакал. Плакал! Она видела боль и стыд на его лице. Но ему нечего стыдиться. Для Лили шрамы являлись его медалями, признаками его силы, его самоотверженности, его жертвенности.
Она всхлипнула, вытерла собственные слезы и молча шагнула вперед, сняла с Ноа рубашку и положила на стул. В голове проносилось множество вопросов о том, как это произошло, однако девушка боялась задавать их. Не все шрамы видны, поняла она. Самые страшные даже не начали затягиваться. Те, которые искалечили его душу.
— Что дальше? — с трудом выговорила она.
Ноа поднял левую руку и стянул с культи колпачок, в первый раз демонстрируя ей себя целиком. Лили прикусила губу, оценив этот жест полного доверия. Ее крайне тронул его поступок. Она вспомнила, как танцевала с Ноа, вспомнила его слова о том, что он хочет стать совершенным ради нее...
— Просто дай мне упаковку, — сказал он.
Лили протянула ему коробочку. Он вытащил из нее специальную ленту, сунул один ее конец под мышку и стал наматывать на руку, чувствуя, как тепло разливается по мышцам, снимая спазмы.
Лили подвинула стул ближе к нему и села. Затем взяла пустую коробку и поставила ее на стол.
— Я понятия не имела, — ласково произнесла она, давая понять, что увиденное не имеет для нее никакого значения.
— Ты и не должна была, — заметил Ноа. — Никто не должен был.
— Почему?
Он посмотрел ей в глаза. Его взгляд бросал вызов, однако в нем была видна и боль.
— А ты как думаешь? Это отвратительно. Я весь в увечьях и шрамах. Никто не должен видеть меня таким. — Ноа отвернулся. — Ни одной женщине не нужен такой мужчина.