Горе господина Гро. История, рассказанная сэром Кофой Йохом
Шрифт:
«Значит, слушай. У старухи все в полном порядке — а я, кстати, и не сомневалась, с такими ничего никогда не делается. Но ты не зря беспокоился. Тойхи Прити умер семь дней назад. Утратил Искру. Всего три дня полежал и умер, знахарь, который его лечил, опомниться не успел, а если бы и успел, какой от него толк: если уж человек утратил Искру, ничего не сделаешь… Шарая говорит, чуть сама не умерла рядом с ним, ну да, они же близнецы, у нее кроме брата вообще никогда никого не было, дети не в счет. Она их, конечно, любит, все знают, мало кому из сирот так хорошо жилось в чужом доме, как этим четверым, а все равно никакого сравнения — чужие дети или собственный близнец. Тем более надо знать Шараю: она же с детства от других мужчин шарахалась, никого кроме брата рядом видеть не желала, не зря об этой парочке на моей памяти судачили
«Вот-вот, — согласился я. — Что судачили, пусть останется на совести сплетников. Как она сейчас? Очень плохо?»
«Ты удивишься, но совсем не плохо, нет. Ну, не настолько плохо, как могло бы быть. Она ничего, спокойная, работает, печет хлеб, младший мальчик договорился в Университете, что пропустит год по семейным обстоятельствам, помогает ей, молодец, другие тоже заходят. Шарая говорит, сперва был настоящий кошмар, но она, хвала Магистрам, почти ничего толком не помнит, знает только, что руки и голову в кровь разбила, знахарь, который пришел ее успокаивать, потом долго возился с этими ранами — могу представить, что она с собой вытворяла… или нет, все-таки не могу».
«Это как раз не очень важно — можешь ты себе представить или нет, — заметил я. — Факты интересуют меня гораздо больше».
«Ну да, извини. В общем, факты я уже рассказала. Тойхи умер. Вроде, все».
«Погоди. Еще один вопрос. Вот ты говоришь, знахарь приходил ее успокаивать. Что за знахарь? Тот, который брата лечил? Или другой?»
«А, да, знахарь! — обрадовалась Кали. — Нет-нет, не тот. Какой-то незнакомый. Зашел в пекарню за плюшками, увидел, как Шарая на полу корчится, и натурально ее спас. Поднял, привел в чувство, успокоил, раны, которые она сама себе нанесла, залечил и, кстати, денег не взял, отказался наотрез, сказал, уж он-то знает, что такое утрата, и помогать товарищам по несчастью — его единственное утешение. Совершенно бесплатно несколько часов с Шараей возился, потом уложил ее спать и ушел, так и не представился, а ей, сам понимаешь, не до того было. Наутро она проснулась, и вот, говорит, удивительное дело — умом знаю, что случилось непоправимое, а сердце от боли не рвется, только печаль осталась, светлая-светлая, как будто у Тойхи все хорошо, просто увидеться с ним прямо сейчас не получится — разве только когда-нибудь потом, позже… То есть Шарая не безумная, она понимает, что брат умер, но чувствует — так. Она думает, ей полегчало от микстуры, которую ей знахарь дал. Сладкое такое, говорит, зелье…»
«Ясно. И знахарь к ней больше не возвращался? Ну, спросить, как дела, все ли в порядке?»
«Пока не возвращался. Но он, вроде, и не обещал».
«А как он выглядел, этот милосердный незнакомец?»
«Я не сообразила спросить. Сейчас пошлю ей зов».
«Давай. Хотя я, кажется, и так знаю. Невысокий, худой, смуглый старик. И глаза у него зеленые, но не яркие, а цвета пожухшей травы. Ни у кого таких не видел».
«Так это твой знакомый?»
«Старый приятель, — сказал я. — Хороший человек. И знахарь отличный. Но ты все-таки спроси».
— Как и следовало ожидать, хозяин пекарни у Собачьего моста благополучно скончался, — сказал я Джуффину.
— Да, я слышал, — кивнул он. — Извините, Кофа. Обычно я ваши разговоры не подслушиваю. Но сейчас решил сэкономить время.
А я, кстати, и не знал, что Джуффин Халли умеет подслушивать чужую Безмолвную речь. Не то чтобы сомневался в его возможностях, просто как-то в голову не приходило, что ему это интересно.
— Ладно, — вздохнул я. — Тем лучше. Вообще-то, когда вы меня сюда пригласили, я как раз шел в Дом у Моста, чтобы порыться в полицейских архивах, посмотреть отчеты знахарей — кто у нас в последнее время умирал в своей постели и от каких болезней. Думал потом послать своих людей, чтобы вызнали, не слонялись ли поблизости наши славные детишки. И не заходил ли добрый знахарь, готовый облегчить душевные муки безутешных родственников. И знаете что? Мне кажется, это дурная работа. То есть сделать ее все равно придется, но я заранее знаю, каков будет результат. Дети, безусловно, сидели где-нибудь поблизости, играли в эту свою «молчанку». И знахарь, конечно же, приходил, смуглый и зеленоглазый. И помог, спасибо ему.
«Смуглый и зеленоглазый, все верно», — эхом повторил женский голос в моей голове. Я даже
— Ну вот. — Я печально уставился на Джуффина. — Картина более-менее ясна. И при этом не лезет ни в какие ворота. Можете сколько угодно рассуждать о том, что мы не знаем ни других людей, ни даже себя, но Габа Гро добрейший человек, к тому же знахарь с подлинным призванием и убивать людей не станет ни при каких обстоятельствах, хоть режьте его на кусочки. Я еще как-то могу вообразить, что под видом его внучки все эти годы скрывался какой-нибудь ссыльный колдун. Но Джуффин, вы способны представить пусть даже Младшего Магистра из провинциальной резиденции какого-нибудь задрипанного Ордена, который долгие годы скрывается, прикинувшись ребенком, и при этом не догадался немного поднапрячься и сделать вид, что ребенок взрослеет? Просто чтобы не привлекать внимания. Я — не способен. Такие клинические идиоты в Орденах не задерживались… Ну и потом, кто все остальные дети? Их же, судя по всему, довольно много. Как минимум, две группы, в каждой примерно дюжина человек или чуть больше. Что, тоже мятежные Магистры? Какая прекрасная маскировка, однако! И все это только для того, чтобы убивать мирных обывателей, не связанных ни с Орденом Семилистника, ни с покойным Королем и вообще не принимавших участия в войне за Кодекс. При этом мой приятель Габа, терзаемый, надо думать, муками совести, бегает по следам преступлений и как может утешает скорбящую родню… Нет, вы как хотите, но совершенно невозможно.
Все это время Джуффин Халли терпеливо меня слушал. Ни разу не перебил, а это на него, честно говоря, не похоже. И только когда я умолк, сказал:
— Вы совершенно правы, Кофа. Конечно, мятежные Магистры тут ни при чем, к моему величайшему сожалению. Если бы все было так просто!..
Я адресовал ему вопросительный взгляд. Дескать, если непросто — что ж, давайте, объясняйте. Но Джуффин только плечами пожал.
— Я не собираюсь строить никаких предположений, пока своими глазами не увижу этих ваших таинственных детей. Что толку фантазировать?
— Ну, во всяком случае, допросить Габу можно прямо сейчас, — вздохнул я. — И будет лучше, если это сделаете вы. Мне он, по старой дружбе, до утра будет морочить голову.
— Допросить — дело хорошее. Но я бы и на него сперва просто поглядел. И на его внучку, конечно. Очень интересно, как они проводят время, когда думают, что их никто не видит? Этим, пожалуй, и займусь, прямо сейчас. Улица Пузырей, восьмой дом, верно? А вы, Кофа, разыщите детишек, чем скорее, тем лучше. Это сейчас главное.
Ну, это мне, положим, и так было ясно.
— Одновременно поройтесь в полицейских архивах, как собирались. Важно понять, когда это началось. Ну и проверка домов, изнанку которых мы с Абилатом сегодня привели в порядок, тоже не помешает. Ну что вы так на меня смотрите, Кофа? Это вы, между прочим, сами предложили.
— Больше всего мне нравится слово «одновременно», — проворчал я. — Это же на сколько кусков мне разорваться?
— Полудюжины, я уверен, будет вполне достаточно, — оптимистически заявил Джуффин. — Впрочем, у меня для вас хорошая новость. В моем кабинете сейчас дежурит сэр Шурф. На него возложена ответственная миссия — проследить, чтобы коллеги из Городской Полиции не растащили мою уникальную коллекцию черствых кексов из «Обжоры Бунбы». Некоторыми экземплярами я весьма дорожу. Так вот, по моим расчетам, с минуты на минуту он дочитает книгу, которую прихватил с собой. А у меня в кабинете не то что других книг, даже свежей газеты не найдется. Поэтому сэр Шурф с энтузиазмом отнесется к любому вашему поручению.
— О, вот это хорошая новость! — усмехнулся я. — Первая за весь вечер, ну да лиха беда начало.
— Рад был вам угодить. И как только обнаружите детишек, пришлите мне зов, с удовольствием к вам присоединюсь. Рани, а ты отправляйся домой и следи за ветром. Не хмурься, я не требую невозможного, делать тебе ничего не придется. Если что, позови Абилата, он сам все исправит. А я побежал.
— Адреса, — напомнил я.
Джуффин уставился на меня с откровенным недоумением.
— Ну, адреса домов, на изнанке которых вы… — Я поморщился, поскольку не люблю рассуждать о вещах, которых не понимаю. Но особого выбора не было, и я четко, почти по слогам выговорил: — Где вы с Абилатом латали рваный ветер. Если уж мы решили выяснить, что там происходит.