Горе от богатства
Шрифт:
С невозмутимым спокойствием лорд Клэнмар спешился и прошелся по деревне, перемолвился с О'Флаэрти и Флиннами, которые толпились у своих лачуг. Из открытых дверей тянуло смрадом.
Маура бросилась к матери с криком:
– Мамочка, его светлость приехал! Он идет сюда!
Мэри медленно шагнула ей навстречу. Она стянула густые черные волосы узлом на затылке, на ней было платье, которое Маура никогда раньше не видела. Наверное, мама прятала его на дне сундука для торжественного случая, и такой случай, наконец, настал. Платье было темно-красное, чистое, без заплаток. От изумления Маура
– Мамочка, какая ты красивая, настоящая леди! – восхищенно проговорила она.
– Леди не ходят босиком, – оборвала ее мать.
В это мгновение длинная темная тень легла на пол.
– Миссис Сэлливан?
Это был управляющий. Мэри подошла к нему с гордо поднятой головой, словно принимала его не в лачуге, а во дворне.
– Вам отлично известно, что я не замужем, Лиам Фицджеральд, – насмешливо произнесла она, глядя, как он замешкался у входа. – Чем обязана такой чести?
Мать говорила по-английски, как всегда наедине с Маурой, и от этого Лиам Фицджеральд смутился еще больше.
Почти все жители Киллари немного говорили по-английски и вполне прилично понимали английскую речь, но ни у кого не было такого чистого произношения, как у Мэри.
Лиам Фицджеральд уже двенадцать лет управлял землями лорда Клэнмара. Он хорошо знал историю Мэри, знал, что она уехала девочкой из Киллари в Дублин к тетушке, что старалась узнать побольше, выучить английский и получила место горничной в Дублинском замке. Для девушки из Киллари Мэри добилась очень многого. Глядя на нее, Лиам Фицджеральд понимал, как ей это удалось. На него смотрели умные глаза, упрямый подбородок свидетельствовал об упорстве. Родись она в другом обществе, ее бы считали красавицей. Даже сейчас, после многих лет тяжелой деревенской жизни, в ней проглядывали следы былой, истинно кельтской красоты – светлая кожа, темные волосы, голубые глаза. Он вспомнил, какой была Мэри, когда прислуживала в Баллачармише, и, увидев ее в жалкой лачуге с земляным полом, не мог скрыть смущения.
– Его светлость желает поговорить с вами, – учтиво произнес управляющий. Ему пришлось низко наклониться при входе и выходе, чтобы не удариться о притолоку. На улице он зажмурился от яркого света.
Маура выжидательно смотрела на мать. Мышка прошмыгнула по полу. Зашуршала солома на крыше.
– Матерь Божья, дай мне силы! – вырвалось из груди Мэри. Она взяла дочь за руку и шагнула за порог.
Вблизи лорд Клэнмар оказался гораздо больше, чем показался Мауре издалека. Он был ростом с Кирона, седой как лунь, но сохранил хорошую осанку. Мистер Фицджеральд стоял рядом, упорно глядя на свои башмаки. Чуть поодаль крутился Кирон. Он открыто забавлялся происходящим.
Маура улыбнулась Кирону, она так и не успела рассказать ему о встрече с лордом Клэнмаром и его внучкой. Мать до боли сжала руку Мауры. Лицом к лицу с лордом Клэнмаром девочка почувствовала ту же растерянность, что и мать.
– Мистер Фицджеральд сообщил мне, что в прошлом году вы собрали хороший урожай овса и картофеля, миссис Сэлливан.
– Благодарю вас, милорд. – Голос матери звучал твердо, но Маура отметила, что мать не исправила лорда Клэнмара, когда он обратился к ней, как к замужней женщине.
Последовало неловкое молчание.
– Как вас зовут, юная леди?
Он говорил с матерью, с Недом Мерфи и остальными по-ирландски. Маура еще крепче сжала руку матери.
– Меня зовут Маура, – ответила девочка по-английски. Маура не поняла, у кого из окружающих – матери, лорда Клэнмара, мистера Фицджеральда или Кирона – вырвался возглас удивления, но девочка не смутилась. Они с мамой наедине всегда говорили по-английски, почему же ей нельзя говорить по-английски с его светлостью! Лорд Клэнмар расправил пальцами густые усы.
– Прошу простить, – почтительно, без тени насмешки произнес он по-английски, к вящему неудовольствию жителей Киллари которые стояли поблизости и ловили каждое слово. Теперь им приходилось напрягаться, чтобы разобрать чужую речь.
– Мама меня всему научила, – с жаром начала Маура, не обращая внимания на мать, что в отчаянии сжимала ей руку. – Я знаю сказки и умею писать свое имя, и шить умею, и…
– Хватит, Маура! Простите, милорд. Я…
– Не надо извиняться, миссис Сэлливан. Если дитя и вправду умеет писать свое имя и шить, ей действительно есть чем гордиться.
Он еще раз посмотрел на Мауру, и девочка стойко выдержала его взгляд.
Мистер Фицджеральд перевел глаза с башмаков куда-то за горизонт, у Кирона брови взметнулись вверх от изумления.
– Я бы хотел поговорить с вами еще кое о чем, миссис Сэлливан, в доме, если можно. – Лорд Клэнмар оглядел толпу любопытных соседей, жадно ловящих каждое слово.
Мать сжалась и через силу глухо ответила:
– Как скажете, милорд.
Вслед за Клэнмаром она вошла в единственную комнату своего дома. Свет и воздух проникали сюда только через дверной проем. Остолбеневшие соседи замерли с открытыми ртами. Удивление на лице Кирона сменилось озадаченностью, а мистер Фицджеральд начал усердно изучать свои ногти.
Маура стояла рядом с матерью, не веря своим глазам – лорд Клэнмар так близко, у нее дома!
– Моя внучка на год моложе вашей дочери, – начал лорд Клэнмар, стараясь не разглядывать соломенные тюфяки, земляной пол, простенькую кухонную утварь у очага. – Я бы хотел попросить вас об услуге. Эта услуга потребует большой жертвы с вашей стороны, но полагаю, вы согласитесь с тем, что для Мауры это будет благом.
Маура боялась дышать. Лорд Клэнмар просит маму об услуге! Да еще эта услуга связана с ней самой! Что скажет Кирон? Что скажут соседи, когда она поделится с ними этой новостью?
Мать молчала. Мауре показалось, что лорд Клэнмар и ее мать ведут немой разговор, и взглядами они сказали друг другу гораздо больше, чем прозвучало.
– Если это в моих силах, милорд. – Мать не сводила глаз с лорда Клэнмара.
– Думаю, что это в ваших силах. – Он опять посмотрел на Мауру. – Моей внучке нужна компаньонка, и я был бы рад, если бы этой компаньонкой стала ваша дочь.
Позднее Маура часто вспоминала это невероятное, волшебное мгновение, но одно так и осталось непонятным: мама согласилась сразу, будто ждала этого предложения всю жизнь, будто знала, что какой-нибудь аристократ обязательно обратится к ней с такой просьбой.