Горе от богатства
Шрифт:
Двумя днями позже, прогуливаясь в толпе на ипподроме Лонг-Айленда, Чарли обеспокоено заметил:
– Не уверен, что это нам сойдет с рук, Алекс. Я думал, уважаемые люди здесь не бывают, а уже видел старика Генри Джея и командора Вандербилта.
– Вандербилт, положим, далеко не уважаемый, – небрежно отозвался Александр.
Когда его дед в молодости скупал земли, Корнелиус Вандербилт, будучи моложе деда, приобретал паромы и пароходы. Оба сколотили огромные состояния, но если Каролисы теперь считались старой гвардией, на Вандербилтов до сих пор смотрели как на нуворишей, особенно потомки его бывшего соперника.
– Но в лошадях
Вандербилт был одет так, словно сам управлял экипажем на котором приехал. На нем были белый цилиндр, который он надевал, когда сидел на козлах, и кожаные перчатки. Очень хорошенькая, броско одетая и совсем молоденькая женщина с обожанием повисла у него на руке.
– Я больше полагаюсь на собственное суждение, благодарю вас, – заявил Александр. Предположение Чарли, что он разбирается в лошадях хуже Вандербилта, обидело Александра.
Чарли с готовностью извинился, но по его виду чувствовалось, что сомнения его не рассеялись. Он с сожалением посмотрел вслед командору. Александр тянул его в другую сторону. Об азарте Вандербилта ходили легенды. Было бы здорово посмотреть, на какую лошадь он поставит – и сколько.
– Тогда скажи, на кого ты будешь ставить. – У Чарли руки чесались от желания потратить деньги, оттопыривавшие внутренний карман его сюртука. – Поставишь на Пеструю Танцовщицу или…
Вдруг он увидел, что прямо на них движется его дядя, совершенно седой и с сигарой в зубах. Чарли побледнел.
– Господи! – вырвалось у него. – Это же дядя Генри!
Но было уже поздно – Александр не успел улизнуть. Когда он посторонился, чтобы пропустить двух «жучков», промышлявших сведениями о лошадях, Чарли во всю прыть пустился наутек, и внушительная фигура Генри Шермехона III нависла над Александром.
– А ты, юноша, что здесь делаешь? Почему ты не в Тарне с отцом? – возмутился его дальний родственник, раздосадованный тем, что юный отпрыск этого выскочки Виктора Каролиса застал его под руку с дамой весьма сомнительной репутации.
Александр оттянул тугой жесткий ворот накрахмаленной сорочки. Жара стояла удушающая. «Может, притвориться, что потерял сознание», – мелькнуло у пего в голове.
– Я… я… конюший отца думает купить Пеструю Танцовщицу, а я решил посмотреть, как она себя покажет, – выдавил он, наконец. – Я бы почел за большую честь, если бы вы оказали мне услугу. Могу я просить вас об одолжении – не сообщать отцу, что я был здесь. Он не одобряет моего интереса к лошадям.
Генри не сомневался в правдивости этого признания. Виктор Каролис ему никогда не нравился. Возможно, в обществе и предпочли забыть, что отец Виктора был батраком в затерянной деревушке где-то в Восточной Европе, но Генри Шермехон III помнил об этом. В глазах Генри нелюбовь Виктора к лошадям была совершенно естественна для человека такого низкого происхождения. Однако его сын, кажется, из другого теста.
Генри уже справился с досадой и с интересом рассматривал Александра, которого это весьма смущало. Хотя Сандор Каролис был вульгарен и отвратительно воспитан, он всегда втайне нравился Генри. Это был поразительно жизнелюбивый человек, которого нельзя было обвинить в равнодушии к лошадям.
Генри вспомнил, что говорили, когда Каролис купил Тарну Сандор, лихо скакал верхом без седла и босиком, как истинный мадьярский пастух, и общество приходило от этого в ужас. Генри помнил скандал на званом
– А я одобряю, мой мальчик, – наконец выговорил он. – Это спорт королей. Полагаю, в недалеком будущем в Ныо-Иорке появится американский жокей-клуб, достойный нашего города.
Он направился в сторону скакового поля, ожидая, что Александр последует за ним. Тот уже перевел дух и, радуясь, что все закончилось благополучно, с готовностью присоединился к Генри.
– Городу нужен ипподром, где можно было бы состязаться по джентльменским правилам, – продолжал Генри, обходя разносчика подозрительных пирожков. – Я уже обсуждал это с Августом Бельмонтом, Леонардом Джеромом и Уильямом Траверсом. Они хорошо знают, как поставлено дело в Европе, и поняли, чего я хочу.
Александр согласно кивнул. Леонард Джером был известный сибарит. Рассказывали, что своих любимых лошадей он держит в конюшнях, отделанных резными панелями орехового дерева и устланных коврами. Они с Траверсом были компаньонами, а вкупе с Бельмонтом знали о лошадях больше, чем весь остальной Нью-Иорк, вместе взятый. Стать членом клуба, во главе которого встанет эта троица, будет весьма почетно.
Пока они продвигались сквозь толпу к месту заезда, Александр заметил Чарли, державшегося неподалеку, и усмехнулся про себя. Если бы Генри поймал здесь среди «жучков» и дам легкого поведения не его, а юного Шермехона, он бы не отнесся к этому так снисходительно. Чарли лучше не попадаться на глаза дяде, если он не хочет получить серьезную взбучку.
– Пожалуй, ваш конюший прав относительно Пестрой Танцовщицы, – сказал Генри по-дружески. – Давай рискнем.
Через десять минут они уже возбужденно подсчитывали весьма приличный выигрыш, а Чарли чуть не плакал от досады.
Генри наслаждался атмосферой. Отпрыск Виктора оказался стоящим малым.
– Знаешь, мы с тобой обязательно должны побывать в Гарлем-Лейп, – предложил он, не задумываясь, что Александр еще слишком молод и побуждать его к посещению сомнительных мест, где собираются отбросы общества, не вполне педагогично.
– С удовольствием. – Александру все больше нравился старик Генри. Все остальные Шермехоны, которых он знал, были невыносимо чопорны. Генри этим не страдал. Под внушительной внешностью скрывался человек, с которым не соскучишься.
– Вы ведь никогда не были у нас в Тарне? – спросил он Генри. – Наша ферма – настоящий рай. Почему бы вам не погостить у нас несколько дней? Вы бы сами все посмотрели.
– Замечательно! – Морщинистое лицо Генри озарилось довольной улыбкой, которая тут же померкла. – Однако мы с твоим отцом не очень близки и…