Горе побежденным
Шрифт:
- Это уж через чур. Только Вселенский Разум создавал мир и больше никто. Демоны также нужны, как и ангелы. Души человеческие растут и закаляются испытаниями нашего животного, страстного мира. А после смерти демоны исполняют роль чистильщиков: загробными страданиями очищают людей от скверны. Иначе они не смогли бы вознестись в высшие сферы. Этот процесс продолжается, как правило, около трети времени земной жизни среднестатистического человека. И происходит это в подлунной сфере не нашего с вами мира.
Отец Меркурий махнул рукой на племянника: «Дескать, отстань!»
- Правильно твой предок сказал, что «звёзды склоняют». Именно так. Они склоняют к греху. И получается, что, чем больше человеческая жизнь совпадает с твоими звёздными таблицами, тем больше она затемнена грехами, а чем чище человек проживает свою жизнь, тем меньше у него зависимости от греховных звёзд и меньше совпадений с твоими картами. Так получается? Твои звёздные толкования на руку только бесам. Человек не должен рассчитывать судьбу по греховным ориентирам и считать их неизбежной частью своей жизни. Он должен строить её свободно и по христианским заповедям, которые ему дал Творец. Тогда у него будет достойная жизнь и здесь и за гробом. По-твоему выходит, что и праведность, и святость определены звёздами заранее? И нет в этом личного подвига человека? Кощунство это.
– Святые – это те, кто дерзнул изменить свою судьбу.
- Ишь, ты, дерзнул… Почитай святых отцов. Среди них много таких, кто с первого дыхания и до последнего, шёл к Богу и жизнь свою не менял. Так стараются жить и все христиане, без оглядки на бесов. А по-твоему получается, что и спасутся в конце времён только те, кому это определено по звёздам? Подумай, что ты несёшь, беспутный!
Зазвенел входной звонок. Ипатов открыл дверь и принёс начальнику письмо.
- Сказали: срочно, от господина Гольдштейна.
Вильям Яковлевич распечатал послание, пробежал его глазами и прочитал вслух:
Уважаемый Вильям Яковлевич!
Как и обещал, довожу до вашего сведения сообщение, полученное от одного сведущего лица в отношении дела, о котором мы с вами беседовали при нашей последней встрече. На известного бандита – Федю Рыжика, вышел человек с предложением ограбить богатый дом с наводкой. Доля нанимателя – «Чёрное сердце». Больше - ничего не знаю. Это письмо уничтожьте - еврею тоже жить хочется.
С уважением, Гольдштейн.
- Дела-а… - протянул Канделябров.
Он только что пришёл со «службы» из клуба.
- А, здравствуй, Спиридон Кондратьич. Ты объявился вовремя, – сказал ему Собакин, разрывая на части письмо ювелира.
– На, сожги на кухне, - и добавил: - Нам, с Ипатовым, предстоит размяться - поедем на Хитровку. Надо же ему познакомиться с низами общества, а то он разнежился среди чистой публики. Мы вам не говорили, Александр Прохорович, о наших связях с криминальным миром, нет? Значит, причины не было. Теперь узнаете.
- Не советую, Вилим Яковлевич, – насупился Канделябров. – Ипатов у нас - птица необстрелянная. Там действительно опасно, да и себя подставите.
- Надо же ему когда-нибудь и обстреляться! – отрезал Собакин. – Решено.
- Ну, не знаю, давайте его шлындрой, что-ли, или девахой нарядим, – с сомнением протянул Спиридон.
-Это кто ж, такие? – насторожился Ипатов.
- Шлындра - проститутка. Деваха - подружка вора, – с видимым удовольствием ответил Канделябров.
- А почему нельзя мужчиной, Спиридон Кондратьич? – возмутился молодой человек.
- Порежут. А так, может, жив останешься.
- Не пугай его, Спиридон, – покачал головой Собакин.
– Это он шутит, не бойтесь. Конечно, всякое бывает, но ведь вы идёте не один, а со мной.
Ипатов старался не показать своего ужаса, но по выражению лица Канделяброва понял, что дело затевается нешуточное.
Тем временем, начальник обошёл его кругом и, прищурив глаз, сказал Спиридону:
- Ты прав, надо сделать его моей девахой.
Отец Меркурий вытаращил глаза. Он, конечно, не первый год знал племянника, и многое повидал у него в доме, но сборы к уголовникам видел впервые, а потому с любопытством отправился со всей сыскной командой в маскарадную, где началось преображение племянника в заезжего вора, а Ипатова - в его зазнобу.
Через какой-нибудь час младший Собакин порыжел головой и бровями, у него припухли и покраснели глаза, у рта появились глубокие морщины, руки, шея и лицо приобрели нездоровый землистый оттенок, а под ногтями появилась траурная кайма. Сыщик оделся с претензией на воровской шик в виде дорогой пёстрой жилетки и хромовых сапог. Все превращения Вильям Яковлевич произвёл над собой сам. А вот Ипатов был полностью произведением рук Спиридона. Тот иногда отбегал от молодого человека, с прищуром оглядывал его и опять бросался наводить «красоту» на будущую мамзель. Отец Меркурий неодобрительно качал головой. Сначала Канделябров чисто выбрил мо;лодца, нарисовал ему лицо, напудрил и надел кудлатый парик.
- Ну, у тебя и портрет! – радовался он. – Первый класс! Ни одной определённой линии, ни одного яркого цвета. Рисуй, что хочешь.
На такие оскорбительные речи Ипатов не отвечал, а только мотал головой и ойкал, когда Канделябров выщипывал ему в тонкую ниточку его белёсые брови и сурьмил их дочерна. Накрасив ему губы, Канделябров не удержался и в творческом порыве влепил молодому человеку кокетливую родинку на левую щёку.
- Ты не очень-то усердствуй, Айвазовский, – осадил его Собакин. – Нам из него завлекалку делать ни к чему.
- Тогда давайте выбьем у него все зубы, – предложил в ответ Канделябров.
- Все не все, а парочку убери, – согласился Вильям Яковлевич. – И руками его займись.
После Спиридоновых трудов у бедного Александра Прохоровича появился отвратительный зубной провал, руки, от втирания какой-то дряни, посерели и загрубели, под ногтями появилась грязь, а на пальце грошовое колечко со стеклянным камушком.
- Раздевайся, – скомандовал «Айвазовский», - буду тебе делать формы.
На него надели лиф с ватными грудями и панталоны с вшитыми сзади тряпичными округлостями. Потом нарядили в синее саржевое платье в горошек и зелёный плюшевый жакет.