Горе побежденным
Шрифт:
«Посредник», - определил Собакин.
«Тёмная личность, – подумал Ипатов. – Не верится, что алмаз для него».
Федя объявил без предисловий:
- Спляшем, как уговорились. Пойдёт вот он, – и указал на Яшу, – с моей кодлой.
Дядя согласно кивнул, а потом поинтересовался:
- А сам-то что?
- А я на вас издаля в биноклю смотреть буду, как в тиятре, – заржал Федя. – А потому предупреждаю, что если ты, дядя, восьмеришь, как гад лягавый, я тебя из-под земли достану и не просто отшибу башку,
- Ну что ты, Рыжик, - заверил его заказчик. – Дело верное – будешь доволен. Назначай встречу сегодня на вечер – обо всём переговорим. Только не здесь.
- На Каланчёвке, - вклинился в разговор Собакин, – у вокзалов, есть меблирашка - «Попутная». Сойдёмся там в семь. Спросишь, в каком номере остановился Копылов из Малого Ярославца. Я там буду ждать.
Дядя кивнул и, пугливо озираясь, поспешил к выходу.
- Боится здеся, гнида, – скривился Федя и повернулся к Яше, – ну, теперь – звони.
Собакин достал завёрнутый в газету пенёк с золотыми монетами и отдал его бандиту. Тот под столом надорвал бумагу, ощупал деньги и довольно осклабился.
- Годится. Что, Яша, нужны будут тебе мои ры;ски?
- Погляжу сначала, что мне этот дядя сегодня вечером пропоёт, – ушёл от ответа Нерчинский. – С тобой мы в расчете. Покедова, – и, прихватив свою раскисшую деваху, двинулся к выходу.
На Солянке Ипатов пришёл в себя и только недоумевал, отчего начальник до сих пор весь напряжён и по-прежнему изображает из себя Клоуна. Вокруг шумела привычная Москва и было странно в обычной обстановке изображать из себя воров. Неожиданно Собакин пихнул помощника на пустую скамейку и сам плюхнулся рядом, тесно прижавшись к своей «зазнобе». Александр Прохорович уже своим басом осведомился, за каким лешим начальник продолжает ломать комедию. Он устал, перенервничал и ему до смерти надоел этот балаган. Улыбаясь и нежно приобняв помощника за плечи, Вильям Яковлевич прошептал ему в ухо:
- Вы что, Ипатов, вашу маму, не видите, что за нами Федин хвост? Вон стоит хмырь в кепочке. Теперь нам от него не оторваться до вечера. А, если и убежим, Рыжик заподозрит неладное и предупредит пугливого дядьку. Этого допустить нельзя, ясно? Деваться некуда: поедем в «Попутную». У меня там хороший знакомый – хозяин гостиницы. Хоть отдохнём до семи часов. Эх, жалко голос вернулся. Буду шептать. Скажу, что холодного выпил, а вы не вздумайте басить - рта не открывайте!
- Вильям Яковлевич! – вдруг вспомнил молодой человек.
– Там внизу, в подвале - девушка.
- Да? – ухмыльнулся Собакин. – Смею вас уверить, и не одна.
- Нет, не из этих. Уголовники каким-то образом заманили её к себе, усыпили, а теперь хотят продать в публичный дом. Она из благородных. Спит там среди этой мрази, как спящая царевна. Вытащить бы её оттуда, Вильям Яковлевич.
- Чего вы разорались, басом-то? – зашипел Собакин.
– Час от часу – не легче. Вы подумали, как мы туда войдём и, особенно, как выйдем? Что вы на меня уставились? На мне шапки-невидимки нет, чтобы вашу царевну оттуда вынести. Может её уже там и нет.
- Придумайте что-нибудь, – зашептал Ипатов. – Там есть другой выход прямо наверх. Я его хорошо разглядел. Через тот ход к Сказочнику с улицы за опиумом приходят. Пусть нас Расписной туда опять отведёт. А уж там, мы её схватим и убежим.
- А уголовнички в это время будут на нас смотреть восхищёнными глазами и аплодировать. Да и что я скажу Расписному? Наделаем там шуму – сорвём наше дело. Как вы объясните Феде и его кодле наш благородный поступок? А ведь он, Федя, нам нужен. И легенду Яши Нерчинского подставлять не хочется. Мы с Канделябровым не одно дело раскрыли под этим именем. А вы предлагаете всё пустить коту под хвост, ради какой-то эфемерной девицы.
- Её Сказочник сторговал жуткой бабе за сто пятьдесят рублей. Сказал, что ему девушку отдали воры с Нижегородского вокзала. Она потерялась или убежала откуда-то.
Собакин забарабанил пальцами по скамейке.
- Похоже на правду: сто пятьдесят рублей - большие деньги, – задумался он.
– Ладно, рискнём. Скажу, что моя деваха признала в ней, скажем, сестру, но побоялась сразу мне рассказать об этом. Сколько сейчас времени? – и прищурился на солнце.
Ипатов тоже поднял голову.
- Третий час должно быть.
- Домой смотаться за деньгами, чтобы перекупить твою царевну мы не успеваем. Да и на улице её не бросишь – пристроить куда-то надо, а времени – в обрез. А если сунемся сейчас – у меня, лично, рублей пять, не больше.
- А у меня совсем ничего. Я же не в своей одежде, – вздохнул Ипатов.
- Ладно, пошли назад, – вздохнул Собакин. – Там видно будет, но только рыдайте, Ипатов, рыдайте от жалости к сеструхе. За нами следят, помните об этом.
Они быстро вернулись на Хитровскую площадь, где уже развернулся копеечный рынок. Между лавок с нищенским товаром бегало много чумазых, полуголых детей.
- Ипатов, зачем вам какая-то девица? Давайте заберём отсюда и воспитаем парочку деток, – шепнул Вильям Яковлевич. – Благородства в это не меньше, а риску никакого.
Деваха очень натурально всхлипнула.
- Шучу, как там тебя, Нюша. Прибавим шагу – время дорого.
По счастью, Расписного нашли в «Сибири», где он гулял на Яшин червонец. Что нашёптывал Собакин на ухо сильно пьяному бандиту, Ипатов не слышал, но усердно размазывал по лицу слюнявые слёзы.
За пятёрку, еле стоящий на ногах валет, икая и матерясь, опять повёл их к Сказочнику. Ипатов тащился в конце и успел рассказать начальнику о существовании в опиумном подвале Мордашки.