Горе побежденным
Шрифт:
Дорогая моя матушка, Евдокия Ильинична!
Как ваше бесценное здоровье? Всё ли благополучно дома? У меня всё хорошо. В Москве страшная жара и много пыли. Пожаров пока нет – все стерегутся. К моему начальнику приехал погостить дядя – иеромонах Меркурий – молитвенник и совестливый человек, оттого и неустроенный. Ещё хочу вам рассказать, что к нашему дому прибилась одна сиротка – Катерина. Сейчас ей Канделябров документы выправляет. Что с ней будет дальше – неизвестно. Она скромная и благонравная девица. Из хорошей семьи. Я так вам скажу, любезная матушка, если бы у меня был капитал или большая
Матушка, глаза у неё серые, а коса из чёрного шёлка и длинная.
Поздравляю вас с праздником первоверховных апостолов Петра и Павла. Кланяйтесь от меня всем родным и помолитесь у преподобного Сергия, чтобы мне не оступиться в московской жизни.
Преданный вам сын, Александр.
Внизу хлопнула дверь. Пришёл Собакин. Ипатов свесил голову вниз лестничного проёма. Вильям Яковлевич остановился в дверях кухни и заговорил со своим слугой. Тот доложил кто где, а потом заговорил о Кате.
- Чиновница эта, у которой жила Катерина…
- Павловна.
- Катерина Павловна, запросила три тысячи отступных за документы.
- Ты их видел?
- Видел. Отец – Павел Евграфович Гурьев, дворянин. Мать – Теплова. Между прочим, она - дочь внебрачного сына барона Сутерланда .
- Это какого барона? – изумился Собакин. – Банкира Екатерины Великой?
- Точно так.
- Значит она немножко англичанка. Потрясающе!
- По папеньке русская и православная, а там, как хотите.
- Ты был в Опекунском совете?
- А как же. Все документы об опеке на неё – Савраскину Марфу Семёновну.
- У Катерины Павловны после родителей остались какие-нибудь деньги?
- Копейки. Если Савраскиной пригрозить, что мы подадим на неё в суд за то, что она хотела отдать скотобойщику в жёны несовершеннолетнюю девицу да ещё против её воли, она, я думаю, согласится на всё, чтобы замять это дело.
- Договорись с ней. Дай ей денег. Давай переоформим опекунство на меня. В конце концов, дай кому надо взятку.
Повисла тишина. Ипатов чуть не свалился с лестницы вниз головой.
- «Нет выше власти, чем власть над собой» - сказал Бальтасар Гарсиан ,– торжественным голосом произнёс Канделябров.
- Он был скучным моралистом, этот твой испанец.
- Что ж, я - посуда битая, а потому всё равно скажу: негоже настраивать инструмент, на котором не будете играть. Это вам не Барби. Катерина Павловна – всем–всем да не каждому.
- Хочешь в ответ цитату? «Люди недалёкие обычно осуждают всё, что выходит за пределы их понимания». Ларошфуко .
- Куда уж нам понимать такие вещи: рылом не вышли, – ядовито огрызнулся Спиридон.
- Делай, как я сказал, – отрезал Собакин. – Скажешь, сколько на всё нужно денег – я возьму в банке, – и пошёл наверх, где за своим столом тихо умирал Ипатов.
- Чем заняты, молодой человек? – грозно спросил он помощника. – Государыня императрица Екатерина II не уставала повторять, что «праздность – есть мать скуки и множества пороков». Вам понятно? После Петра и Павла – засучим рукава и за работу, - и скрылся у себя в кабинете.
«Кто бы о праздности говорил! – Ипатова распирало от негодования.
– Как будто это я столько времени незнамо где шлялся целыми днями, хуже Бекона. Сказать ему, что я слышал их разговор или нет? Как он может взять над ней опекунство без её ведома? Она уже взрослая девица и, как порядочный человек, он сначала должен заручиться её согласием, а не взятки совать. Чем он лучше этой Савраскиной? Вот возьму и рассказу Кате, что за её спиной делают! Ишь, думает ему всё можно, если деньги некуда девать, – молодой человек задумался.
– А что я ей скажу? Так, мол, и так. А она, может, только рада будет. Он её забаловал: гардероб английский, шляпки французские. А я что могу предложить? 116 рублей, без малого.
Ипатов кубарем скатился вниз к Спиридону. Хотелось разговора. «Эконом» в немецком фартуке со злым лицом взбивал крем для венского торта. На окне сидел кот и бесстыдно жрал мясной фарш, приготовленный для рулета. Канделябров в ту сторону даже не смотрел, хотя Бекон от удовольствия сладко чавкал. Ипатов от двери объявил:
- Я всё слышал.
- Подслушивал? Обратись к отцу Меркурию, он тебе за ради праздника, грех этот отпустит.
- Что это значит, Спиридон Кондратьич?
- Что-что. Оформим опекунство и отдадим на полный пансион в учёбу. Пусть сама выберет, где ей лучше. Вишь, как она книжки любит.
- Вы мне правду скажите, он, что на неё виды имеет? Она же не в его вкусе.
- Много ты об этом понимаешь. В его, не в его. Он не пакостник, худого не будет, а что касается вкуса… Любовь, милок, бывает зла к тому, кто в неё не верит. Он всё куражился, себя выше подлинных чувств ставил. Как говориться: чему посмеёшься, тому и поклонишься.
- Вы меня зарезали, – Ипатов плюхнулся на табурет. – Так вы считаете, что Катерина…
- Павловна.
- Катерина Павловна ему не безразлична?
- Я думаю, что ты мне готовить мешаешь. Вон, кот из-за тебя всё мясо сожрал. Опять фарш крутить надо. Шёл бы ты отсюда.
- Если он к ней близко подойдёт, я его убью! – не помня себя, крикнул Ипатов.
Канделябров от неожиданности выронил венчик.
- Да ты никак сказился? Девчонке только семнадцать стукнуло. Ей рано замуж. Пересиль себя и думай о службе. Тебе, дураку, надо на ноги вставать, а не людей убивать. Гроб – вещь строгая. Каторги захотел? О матери бы лучше подумал. Бабы того не стоят, даже самые лучшие. Будет так, как Богу угодно, слышишь?
- Хорошо Собакину. А у меня ни положения, ни средств.
- Запомните, молодой человек, дело, прежде всего, в самом человеке. Не даётся лёгких путей от земли к звёздам. Заслуживает победы только тот, кто к ней стремится.
На следующий день всё общество собралось ехать на праздничную службу в Кремль. Ипатов побежал на Сретенку ловить извозчика. Собакины стояли в прихожей и ждали, когда спустится Катерина. Она появилась, и у Вильяма Яковлевича, как у мальчишки, покраснели уши. Девушка была в голубом шёлковом платье с белым кружевным воротником и такими же перчатками. Волосы не по-девичьи подобраны наверх под бархатную шляпку с вуалеткой. В руках – серебристый ридикюль. Это была уже не Катя, а вдруг повзрослевшая Катерина Павловна. Девушка вопросительно посмотрела на своего благодетеля. Собакин одобрительно кивнул. В ответ она одарила его таким тёплым взглядом, что даже Канделябров смутился.