Горе побежденным
Шрифт:
Собакин тем временем уже пожалел о своём порыве – боялся показаться смешным. Теперь ему казалось невероятным, что эта, почти девочка, сможет понять его и ответить на его чувства.
Принесли устрицы. Вильям Яковлевич выжимал на них лимон, объяснял, как их едят, рассказывал, как в раковинах появляются драгоценные жемчужины и что делают из перламутра.
- Считается, что устрицы можно есть только в месяцы, где в названиях есть буква «р» - объяснял Собакин.
– Говорят, в другое время можно отравиться. Чушь всё это. На самом деле в это время они размножаются,
Ипатов, как научил начальник, прямо из раковины схлюпнул себе в рот противную по виду слизь и тут же запил большим бокалом вина – боялся, вырвет. Наблюдая за ним, Собакин и Катерина Павловна расхохотались. Девушка с удовольствием ела морские диковинки и запивала шампанским.
На пути домой заехали в Печатников переулок, выгрузили пьяненького Ипатова и, отпустив извозчика, пошли домой пешком.
- Боюсь, что служба под моим началом подрывает нравственные устои моего помощника, – вздохнул Собакин. – Такой, примерный во всех отношениях, молодой человек вынужден постоянно их испытывать на прочность.
Катерина Павловна подтвердила:
- Он очень хороший. Правда, иногда он похож на цыплёнка, который потерялся.
Вильям Яковлевич рассмеялся:
- Мы не дадим его в обиду, пока из него не вырастет бойцовский петух.
Они пошли молча. Свернули на Сретенку.
- Катерина Павловна… - начал Брюс и замолчал.
У него бухало сердце и стучало в висках.
- «О, Господи, дрожу, как институтка, – лихорадочно думал он. – Над Ипатовым издеваюсь, а сам... Откажет – пойду и брошусь с Сухаревой башни».
Катя тронула Собакина за рукав.
- Ау, Вильям Яковлевич, вы что-то хотели сказать?
- Вы любили когда-нибудь? – с жаром спросил Брюс. – Я понимаю, вы ещё очень молоды, но женское сердце просыпается рано.
- Конечно, любила, – сверкнув глазами, ответила Катюша. – Дьячка в нашей церкви. У него были длиннющие ресницы и орехового цвета глаза. В него были влюблены все прихожанки. Вильям Яковлевич, пожалуйста, не прижимайте к себе так сильно мою руку – у вас каменная грудь – мне больно.
- Извините, – Собакин поднёс руку девушки к губам.
– А грудь не каменная, а железная. За пазухой у меня револьвер. На всякий случай. Сейчас поздно, а мне надо доставить вас домой в целости и сохранности. Теперь я ваш опекун и отвечаю за вашу жизнь. Это моя обязанность.
- И только?
Собакин остановился.
- Катерина Павловна…
- Слушаю вас.
- Катерина Павловна…
Девушка повернулась к Собакину, подняла вуалетку и посмотрела ему в глаза:
- Говорите.
- Я люблю вас, – выдохнул Брюс, – с первой минуты, как увидел. Это сумасшествие, с которым я не могу справиться. Поверьте, я сделал всё, что в моих силах, чтобы это чувство ушло. Вы наверно заметили – я избегал вас, как мог, но это оказалось сильнее меня. Я не могу без вас жить. Мне не хватает воздуха, когда вас нет рядом. Это - болезнь. Вы так молоды, ваша жизнь впереди, что я вам…
Катя подошла к Брюсу вплотную и прошептала:
– Вы - моя жизнь.
Собакин с жаром прижал девушку к себе. Если бы он не боялся осуждения самой Кати, то понёс бы её до дома на руках.
- Мы поженимся, как только я получу разрешение, – прошептал он ей на ухо.
Пока они шли по Сретенке, Вильям Яковлевич то и дело подносил Катины пальчики к губам, целовал их и говорил, говорил…
Оружие в тот вечер не понадобилось.
Опять потянулись свободные дни. Новых дел не прибавлялось. О «Чёрном сердце» Собакин не вспоминал, и, казалось, совсем о нём забыл. Чтобы не путаться под ногами от безделья, Ипатов отпросился на короткий срок домой. Отец Меркурий поехал с ним, чтобы пожить в Троице-Сергиевой лавре.
В доме стало непривычно тихо. Вильям Яковлевич радовался этим дням со всем пылом влюблённого. С утра до вечера он был вместе с дорогой Катишь. Каждый день он увозил её то в театр, то в цирк, то в ресторан или просто на прогулку. Брюс стал давать ей уроки, как заправский учитель не меньше трёх часов в день, чем совершенно изумил Канделяброва. Влюблённые сидели в кабинете, обложившись книгами, географическими и астрономическими картами. Однажды Спиридон не удержался и подслушал: хозяин в красках рассказывал молоденькой девушке о путешествиях Христофора Колумба, который был женат на дочери Великого магистра рыцарей Христа португальского Ордена тамплиеров. Собственно, Собакин не умолкал ни на минуту, как будто боялся, что ему не хватит времени поведать своей избраннице не только историю родов Брюсов - Собакиных, но и открыть все известные ему тайны мира.
- С осени наймём ей учителей, – объявил он.
«Ага, – определил Спиридон, – значит, Катерину в пансион не отдадим, и она будет жить с нами».
В первый раз он не мог понять хорошо это или плохо. Девушка ему нравилась, и он видел, что хозяин увлечён ею не на шутку. Вильям Яковлевич был так трогательно нежен с этим найдёнышем - куда подевался недавний нагловатый донжуан. Надо было видеть, с каким благоговением он предлагал ей руку, чтобы помочь сесть в извозчичью коляску! Это умиляло и радовало душевного Спиридона. Но, отчего-то вселяло и беспокойство. Именно чистая, всепоглощающая любовь не вписывалась в деловую жизнь хозяина. Слишком много в ней было подводных камней и течений. Канделяброву было жаль Брюса. Если это у него серьёзно - многое придётся изменить, а это непросто. Ещё больше было жаль эту девчушку, которая, как лёгкая щепочка, готова закружиться в мощном водовороте чужой судьбы.
« Надо же, как жизнь поворачивается! – думал Кондратьич - Может, это у них фамильное? Яков Брюс при Петре, будучи уже в годах, тоже влюбился в молоденькую. Хотя, - философски заметил он, - это - не такая уж редкость».
Наконец, план Мозена относительно «Чёрного сердца» был готов к воплощению, и Собакин поехал на переговоры в Английский клуб. Его провели в знакомую «старшинскую», где его ждал один Шаблыкин.