Горец-дьявол

Сэндс Линси

— Ты груб с ней в постели? — неожиданно поинтересовался Трэлин и, встретившись с яростным взглядом Каллена, поспешно добавил: — Я всего лишь пытаюсь разобраться в том, чем может быть вызвано ее желание возвратиться в д'Омсбери. Я знаю, ты не оскорбишь ее и не станешь обращаться с ней жестоко, как мачеха...

— Я обозвал ее глупой, — вспомнил Каллен и рассказал о происшествии в загоне Ангуса.

— Ну, думаю, это простительно. — Трэлин сосредоточенно сдвинул брови, прокашлялся и вновь вернулся к щекотливой теме, затронутой несколько минут назад: — Уверен, ты никогда сознательно не оскорбил бы женщину, но тут есть один тонкий момент, именно поэтому меня интересует... Послушай, Каллен, ты

ведь сам знаешь — нам не особенно часто приходится иметь дело с невинными девушками. Возможно, ты был чуть менее деликатен, чем мог бы быть, и она испытала слишком большое потрясение от... э... процесса?

— Я вообще не прикасался к ней в постели, чтобы дать время выздороветь, — горестно признался Каллен.

Брови Трэлина взлетели вверх.

— Ты хочешь сказать, что она до сих пор девственница?

— Нет, уже нет, — успокоил его Каллен и поморщился. Он искренне намеревался подождать, пока синяки на ее теле окончательно пройдут, чтобы она не вздрагивала от боли, когда он станет ласкать ее. Однако утром после приезда домой он пролил на себя эль и направился в спальню сменить рубашку. Бидди остановила его, попросив отнести бальзам наверх и сказать Эвелинде, что она скоро придет и натрет ее. Он без всякой задней мысли согласился передать бальзам жене, но потом вошел в комнату, увидел, как она, полностью обнаженная, лежит на животе на кровати, и все его благие намерения пошли прахом.

В следующее мгновение его руки уже блестели от бальзама, и он склонился над Эвелиндой. Все. После первого прикосновения к ее телу Каллен пропал. Окончательно и бесповоротно — он не смог бы даже ответить, приходила ли Бидди, как обещала. Если и приходила, ни он, ни Эвелинда этого не заметили, и Бидди выскользнула из комнаты, не побеспокоив их, за что Каллен был ей искренне благодарен.

Пытаясь привлечь к себе внимание, Трэлин несколько раз кашлянул, затем вкрадчиво спросил:

— И как все прошло?

— Все прошло... хорошо, — пробурчал Каллен, твердо зная, что беззастенчиво лжет. Все прошло не просто хорошо. Никто не назвал бы его праведником, но пребывание в постели с Эвелиндой оказалось одним из самых потрясающих впечатлений в его жизни. Никому не удавалось разжечь в нем такую страсть, и никогда раньше он не испытывал столь мощной потребности доставить удовольствие женщине. Всепоглощающее вожделение вступало в противоречие с желанием оставаться нежным, и он постоянно боролся с собой, избегая резких движений, чтобы случайно не задеть ее болезненные раны. Вынужденное обуздание нарастающей страсти обернулось для него своего рода пыткой... сладостной пыткой. И Каллен с удовольствием подвергся бы ей снова, как только проснулся. Однако, опасаясь, что окажется не в силах и в этот раз отнестись к жене столь же бережно, он приложил немалые усилия и не поддался искушению, напомнив себе о необходимости дать ей выздороветь.

— Все прошло хорошо для тебя, — раздался голос Трэлина. — А для нее? Может быть...

— Для нее тоже, — сухо перебил Каллен. — Все прошло очень хорошо для нас обоих. Хотя, похоже, она восприняла мое желание дать ей окрепнуть как указание на то, что я остался ею недоволен.

— Хм, — пробормотал Трэлин.

— И она хочет, чтобы я ей все объяснял, — пожаловался Каллен. — Я попытался убедить ее обращать внимание на мои поступки и не придавать такого большого значения словам, но она настаивает. Ей хочется и слов, и поступков.

— До чего требовательная девушка!

Каллен согласно кивнул и догадался, что друг поддразнивает его, только услышав громкий смех Трэлина.

— Каллен, я понимаю, ты не привык вдаваться в объяснения. Ты лэрд Доннехэда, твои люди безоговорочно подчиняются тебе, и ты не должен никому ничего объяснять. Но она

отличается от всех остальных. Она твоя жена, и вы оба только начинаете узнавать друг друга. Первое время тебе придется объяснять ей какие-то вещи. — Заметив сердитый взгляд Каллена, Трэлин добавил: — Попробуй посмотреть на все это ее глазами. Ты появляешься, женишься и тотчас увозишь ее из родного дома, причем, как она думает, даже не прихватив для нее смену одежды. Потом, один раз переспав с ней, ты перестаешь обращать на нее внимание и предоставляешь самой себе, наверняка не проронив ни единого слова одобрения и никоим образом не дав понять, что она тебе понравилась. Зная тебя, могу предположить — никаких указаний по поводу дальнейшей жизни в Доннехэде она тоже не получала. Несомненно, она чувствует себя одинокой и потерянной, занимая столь неопределенное положение в новом доме.

— Но я же старался облегчить ей жизнь всеми возможными способами, — возразил Каллен.

— За исключением одного — ты не удосужился похвалить ее и сказать, что она тебе нравится, — отметил Трэлин. — А ведь скорее всего после стольких лет унижений со стороны мачехи больше всего твоя жена нуждается именно в похвалах.

— Но...

— Воспринимай это как очередную обязанность, — перебил Трэлин. — Я знаю, ты очень серьезно относишься к своим обязанностям. Теперь их просто стало на одну больше. Твой долг ободрить жену и вселить в нее уверенность в том, что в Доннехэде ее высоко ценят и уважают.

— Обязанность? — пробормотал Каллен.

— Да, — подтвердил Трэлин. — Обещаю тебе, если ты ответственно подойдешь к делу, жизнь Эвелинды — следовательно, и твоя тоже — станет намного счастливее.

Некоторое время Каллен вдумчиво оценивал предложение, затем кивнул и поднялся из-за стола.

— Ты куда? — удивленно спросил Трэлин.

— Домой. Исполнять свои обязанности, — проворчал Каллен, направляясь к выходу.

Глава 9

— Мы заблудились, и в этом виновата только ты!

Леди никак не отозвалась ни на восклицание раздосадованной хозяйки, ни на ее сердитый взгляд. Лошадь просто терпеливо ждала, пока ей укажут направление, в котором надо двигаться. Эвелинда состроила гримасу безучастному животному и огляделась по сторонам.

Они находились в густом лесу, в долине у подножия горы, на которой стоял замок Доннехэд. Безусловно, лошадь виновата — Эвелинда совершенно не собиралась ехать в лес, но Леди имела на этот счет собственное мнение. С другой стороны, Эвелинда признавала за собой некоторую долю ответственности за случившееся. Зачем было предоставлять животному полную свободу? Впрочем, справедливости ради надо отметить, что в д'Омсбери она всегда поступала подобным образом, и никаких сложностей не возникало. Однако д'Омсбери — это одно, а Доннехэд — совершенно другое. Тем не менее незнакомая местность нимало не смутила Леди, и она рванула вниз с горы прямо в лес.

Эвелинда попыталась остановить лошадь, как только они спустились, у самого подножия горы, но Леди не желала слушаться и неслась словно одержимая. К тому времени, когда Эвелинде удалось обуздать животное и заставить хотя бы замедлить бег, они уже порядочно углубились в чащу.

Поначалу это не казалось большой проблемой. Нужно было просто-напросто развернуть лошадь в противоположном направлении, и они без малейших усилий легким галопом бодро вернулись бы назад. Но вот только легкий галоп продолжался уже два с лишним часа, а они все еще плутали среди деревьев, и конца пока не предвиделось. Очевидно, они взяли неверный курс и сбились с пути, однако где и как это случилось, определить было невозможно.