Горец IV
Шрифт:
Ни один из них не был в зале, когда такой же вихрь вырвался из обезглавленного тела Мак-Фуада. А тот, кто был, тот, кто привел их — лежал теперь на земле. И голова его тоже отделилась от туловища.
Говорили в старину: если «кошелек или жизнь» — тогда жизнь. Если «честь или жизнь» — тогда честь.
40
Они бежали. Поэтому и Конан тоже сумел бежать.
Вернее, даже не бежать — уйти… Он не унизил себя бегством.
Та часть мозга Конана,
Действительно, народ отнюдь не высыпал на улицы. Совсем наоборот!
Город словно обезлюдел. Конан брел, не оглядываясь по сторонам, но даже в таком состоянии он заметил, что не только ворота закрыты, — но и опущены ставни на окнах.
Не более получаса потребовалось ему, чтобы выйти за пределы города — таков был тогда Эдинбург… Еще сколько-то минут — и городская стена с выступами башен тоже скрылась из виду…
Ничего больше не напоминало о столице. Словно и не было ее.
Он шел, тяжело ступая. Не знал, куда идет, не знал, зачем. Шел — и разговаривал на ходу сам с собой.
Или не с собой он говорил?
— Тяжело мне, Учитель…
— Не раз жаловался ты мне на это, когда был учеником. Теперь — ты сам уже стал Учителем. И когда же было тяжелей?
— Сейчас…
— Что ж, растет тяжесть — растет и сила, чтобы нести ее!
— Зачем — нести?
— Недавно тебе задавал этот же вопрос твой ученик. Вспомни, что ты ответил ему!
— Да, я нашел ответ… И вот — нет больше моего ученика!
— Я понимаю — это нелегко…
— Как ты можешь понять это, Рамирес… Разве тебе приходилось терять учеников?!
— Мне — многое что приходилось… — Рамирес усмехнулся в усы. Усмешка эта была горькой.
И Конан вспомнил Священный отряд, оставленный без помощи. А потом он вспомнил еще один Священный отряд, — брошенный под дула бомбард, на убой…
— Ты прав. Прости меня, Учитель…
— Видишь — ноша Учителя уж никак не легче ноши ученика…
— Вижу. И все-таки совесть моя неспокойна. Ведь я сам выбрал его себе в спутники…
Слышно было, как Рамирес рассмеялся в своем далеке:
— Ты? Ты выбрал его?!
— А разве нет?
— Нет! Не ты выбрал его, и не я выбрал его, и не он выбрал для себя эту участь. Вспомни…
И Конан снова вспомнил.
Вспомнил, как разговаривали они в космическом Нигде. Вспомнил он и древнюю притчу о том, какого рода сопровождающий нужен сильному путнику.
Вспомнив все это, он в ярости ударил кулаком по эфесу меча.
— Я знаю, что ты скажешь, Рамирес! Ты скажешь: «Имя того, кто выбирает — Судьба!» Так?
— Ну… Пожалуй, так… — казалось, что голос Рамиреса звучит неуверенно.
— Значит — мы в ответе за Судьбу!
— За Судьбу нельзя быть
— Значит — можно! Можно все, кроме одного! Нельзя — делать человека целью!
— Смотря какова эта цель…
— Да какова бы она ни была! Кстати, какова она в моем случае — помнишь?
— Помню. Найти ключевой момент…
— Да. И что же — нашел ли я этот момент? И вообще — искал ли я его?! Нет. Я Дункану помогал в его поисках. А Дункан — совсем другое искал…
— И теперь я сам найду себе цель… — продолжал Конан. — Дункан просил дать цель ему — и я дал… Месть! И теперь я вижу, к чему это привело…
Шаг за шагом Конан все больше удалялся от города. Он знал, откуда он идет. А куда идет — не заботило его.
— Я — не буду ни у кого просить указаний! Приведет мой Путь к какому-нибудь «переломному моменту» — хорошо. Нет — значит, нет…
Долго молчал Рамирес, прежде чем ответить. Но наконец нашел нужные слова:
— Ну что ж… Если так — то я, видимо, не могу больше считаться твоим Учителем. Но все-таки одно указание я тебе еще дать могу… Посмотри вокруг! Тебе кажется, что ты идешь, куда глаза глядят? И куда же они глядят у тебя, а?
Конан посмотрел вокруг.
Все-таки Рамирес был прав. И значит, он не перестал быть его Учителем.
Конан мог бы дать любую клятву: он не выбирал дорогу. Значит, дорога выбрала его?
Не дорога — Путь…
Он стоял на том самом тракте, который вел к Катрин и ее Школе.
И из того же далека, откуда только что слышалась речь Рамиреса, долетел теперь женский голос:
— Да, любимый… Иди туда, иди!
— Как могу я… — попытался возразить Конан. И осекся на полуслове.
Словно серебряный колокольчик вывел далекую трель… Это рассмеялась женщина.
— Конечно, не можешь, любимый! Конечно, не можешь ты забыть меня… Но если Герда не ревновала тебя к Бренде, а Бренда — к Луизе, то неужели мы трое приревнуем тебя к Катрин, четвертой из нас?
И снова пропел серебряный колокольчик, но уже тише, уже в большем отдалении:
— Пора, наконец, найти тебе женщину, которая не будет стариться, как не будешь стареть и ты…
Конан ждал, вслушиваясь в тишину. И когда он уже не надеялся услышать продолжение, — вот тут-то оно и последовало.
— Помни: ты нужен там… — чуть слышно донеслось до него порывом ветра.
И больше — ни слова…
Говорили в старину: если ты уже готов уйти в иной мир — вспомни, все ли ты сделал в этом…
41
Конан почти дошел до того места, куда лежал его Путь. Он знал теперь, что надлежит ему делать.
Цель его — множить число знаний о Силе. И помогать множить число тех, кто обладает Силой. До тех пор, пока весь род человеческий не приобщится к ней…