Горец
Шрифт:
О, да. Ты — гений, Раф. Как ты и планировал, Баллрум за один день уничтожил Кощеев. И девчонка в безопасности, естественно, так что ты вытащил нас из этого дерьма. Можешь себе представить? До чего хладнокровны ублюдки из “Рабсилы”! Пытались подставить нас, сочтя, что после прибытия Парнелла кто угодно поверит чему угодно о хевах.
Это звук шагов, понял он. А затем, внезапно, понял, что видитчеловека. Его зрительные нервы работали всё это время, но что-то должно быть включилось в мозгу. До того он смотрел, но не видел.
Он
Ещё один резкий, сухой смешок. Он помнил этот смех. Помнил насколько ненавидел его. Помнил, даже, насколько он ненавидел человека, имевшего такую манеру смеяться.
Но не мог вспомнить имя этого человека. Странно. Раздражающе.
Его сознание птицей поскакало в этом направлении. Раздражение — это эмоция. Он начал вспоминать эмоции.
Человек, который смеялся, — выглядевший очень большим, особенно стоя в центре комнаты и смотря на него сверху вниз — рассмеялся снова. Когда он заговорил, его слова пришли как слова, а не как мысли.
— Конечно, орда репортеров, ожидающих в порту его прибытия, куда меньше, чем все ожидали. Нужно ли говорить, что их всё равно немало. Но половина репортеров солли находятся в Петле, освещая то, что они уже называют Второй Бойней Дня Святого Валентина [8] . Славный ход, Раф! Всё в твоем плане просто великолепно.
8
первую устроил Аль Капоне в 1929 году расправляясь с соперничающей криминальной группировкой
Ушер. Вот как его зовут.
Он помнил, насколько ненавидел эту ухмылку. Даже ещё сильнее, чем манеру этого человека смеяться.
— Да, великолепно. И после финального искусного хода, который… — Человек бросил взгляд на дверь. — … должен вот-вот произойти, ты войдешь в историю, как величайший оперативник всех времён.
Он под воздействием наркотика, пришло осознание. А с ним и ещё одно. Он знал, что это за наркотик. Не мог вспомнить его подлинное название, но знал, что его называют “наркотик зомби”. Его легко было применить как аэрозоль. Он помнил, что подумал, что воздух в его кабинете чересчур спертый, и собирался серьезно поговорить с уборщиками. Наркотик этот был совершенно нелегален. И не только из-за производимого эффекта, но и из-за того, что не оставлял следов в мертвом теле. Наркотик очень быстро разлагался в отсутствии насыщенной кислородом крови.
Прозвучал стук в дверь. Очень быстрый, очень торопливый. Он услышал другой голос, говоривший сквозь дверь. Очень быстро, очень торопливо.
— Давай! Они вот-вот взорвут входную дверь!
Прозвучали удаляющиеся шаги.
И снова эта ненавистная ухмылка.
— Ну, вот и оно, Раф. Пришел кульминационный момент твоей карьеры. Как ты и предвидел, “Рабсила” приберегла настоящих профи для атаки на посольство. Вот и они, рвутся внутрь. Конечно
Мгновением спустя здоровенные мощные руки подняли его, как марионетку. Оказавшись на ногах, он увидел выстроившихся у дальней стены морпехов. Всех в боевой броне и с пульсерами наготове.
— Как же, черт подери, жалко, что ты настоял на том, чтобы лично возглавить засаду, вместо того, чтобы оставить это профессиональным солдатам. Но ты всегда в глубине души был полевым агентом. Верно, Раф?
Его подтолкнули к двери. Ушер что-то вложил ему в руку. Пистолет, понял он и начал вспоминать, как его использовать.
Усилие высвободило его первую четкую мысль.
— Не называй меня Рафом!
Здание внезапно вздрогнуло от громкого взрыва и затем, спустя доли секунды, от ударов обломков в стены. Сотрясение высвободило часть воспоминаний.
Это то, что я и планировал. За исключением…
Ушер одной рукой открывал дверь, а другой удерживал…
Дюркхейм! Моя фамилия Дюркхейм! Гражданин генерал Дюркхейм!
Он слышал, как профессионалы “Рабсилы” врываются в громадный вестибюль посольства. Он мог видеть вестибюль сквозь открывающуюся дверь.
Здесь не должно было быть никого, кроме Бергрена и отделения морской пехоты. Зеленых новичков.
Здоровенная рука, державшая его за шиворот напряглась. Он мог ощутить напряжение могучих мускулов, готовых швырнуть его вперед.
— Не называй меня Рафом!
— Герой Революции! Посмертно, конечно же.
Он влетел в вестибюль оставшись на ногах и споткнулся. Уставился на профессионалов “Рабсилы” поднимающих свои пульсеры. Называйте их наёмными громилами, если хотите, они всё равно останутся тренированными солдатами. Бывшими коммандос. С мгновенной реакцией.
Он всё ещё пытался вспомнить, как использовать пистолет, когда шквал дротиков разорвал его в клочья.
Эпилог
Сидя за столом, адмирал Эдвин Юнг впился взглядом в капитана, вытянувшегося перед ним по стойке смирно.
— Ты — труп, Зилвицкий, — прорычал адмирал и взмахнул зажатой в руке картой памяти. — Видишь это? Это мой рапорт главному военному прокурору.
Юнг положил карту на стол изысканным и аккуратным жестом, в котором проступало мрачное удовлетворение.
— Труп — вонючий труп. Если повезет, тебя просто вышвырнут со службы. Я лично ожидаю десятилетнего заключения.
Стоящий у окна заложив руки за спину посол Хендрикс добавил от себя:
— Из-за своих самовольных и безответственных поступков, капитан Зилвицкий, вы умудрились наполовину разрушить то, что должно было стать величайшим из когда-либодостигнутых нами пропагандистских триумфов в Солнечной Лиге. — Посол мрачно уставился вниз, на переполненные улицы и переходы, расположенные почти в двух километрах ниже. — Естественно, в конечном счете взрыв произойдет. И Парнелл будет давать показания Комиссии по правам человека солли в течении нескольких месяцев. Но всё-таки…