Горечь испытаний
Шрифт:
– А рядом с нею просеменила, точь в точь как ее хозяйка, "сквозь меня" ее такса - и так же задрав кверху нос.
Аня показала, как просеменила такса. Виктор хохотал.
– Пока ты там позволяла даме с собачкой пройти и просеменить сквозь себя, опять звонил наш новый знакомый Яков Вайнберг, - сообщил Виктор.
– И что - все то же?
– нахмурилась Аня.
_ Что же он нового может придумать?
– возразил Виктор уныло.
Вскоре после приезда Ани в Вашингтон им стал звонить по телефону "ваш бывший соотечественник Яков Вайнберг". Он звонил каждый день, кроме суббот, примерно в одно и то же время и начинал разговор, в котором хаял - подчас весьма нервно и злобно - все, что было оставлено им "там, в России". Поначалу этот агитатор "лучшего образа жизни" вызывал у Ани и Виктора вполне естественное желание спокойно поспорить. Однако разговора в таком духе не получалось - оппонент начинал кричать, смешно - по-детски браниться, даже плакать. Потом он стал вызывать раздражение. И вот теперь, как только они узнавали интонации его голоса, они мгновенно бросали трубку. Однако он был настойчив, этот Яков Вайнберг. И набирал их номер вновь и вновь. "Да он словно работу выполняет за определенную мзду!" - возмущалась Аня. "Работу - нет, - успокаивающе улыбался Виктор.
– Подрабатывает вполне возможно". Вновь зазвонил телефон. Аня отключила его, выдернув штепсель из розетки.
– О! Нашел!
– Виктор уселся в кресло, стал читать вслух: "По американским понятиям университет - древний; имеет три факультета; одновременно учатся одна тысяча сто-одна тысяча двести студентов; обширная библиотека, спортивный городок, общежитие; расположен в стороне от жилых массивов; недавно вступил в строй новый ансамбль университетских зданий".
– Все это звучит заманчиво, - проговорила Аня.
– Что ж, я с удовольствием превращусь вновь на неделю в студентку.
– А я - в юнгу-студента, - улыбнулся Виктор.
Она тоже улыбнулась. она любила эти его морские словечки, оставшиеся у Картенева от службы на флоте.
А Картенев вспомнил свою первую поездку на юг Индии и выступление перед студентами частного привилегированного колледжа. В одном из его внутренних дворов, который был покрыт разноцветным тентом, собралось семьсот пятьдесят мальчиков и юношей. В большинстве своем крепких, упитанных. Их форма черные штанишки и курточки с короткими рукавами неприятно поразила Картенева. "Почему черная?" - в недоумении подумал он. А их агрессивность, переходившая иногда во враждебность, была ему просто непонятна. Все самые злобные вопросы, которые так или иначе затрагивает в материалах о Советском Союзе западная пресса, были обрушены на Картенева. Это его первое публичное выступление в Индии воистину явилось для него испытанием на умение мыслить точно, молниеносно, логично. Вопросы летели из разных концов двора. На первый взгляд казалось, что и задаются они без какой-то продуманной системы. Так, по крайней мере, показалось Виктору. Но система была. Когда позднее в Дели Картенев в подробностях рассказал о своем посещении колледжа Бенедиктову, посол рассмеялся.
– Есть и система, и бескомпромиссная логика, - сказал он. Существует она столько, сколько существует разделенное на имущих и неимущих человечество. Имя этой системе, логике классовая.
Виктору трудно было смириться с мыслью, что пятнадцатилетние мальчишки ненавидели его лишь за то, что он был представителем иного общественного порядка. Ненавидели люто, активно. И не скрывали этого. Формально он ответил на все их вопросы. Но он чувствовал, что его диалог с ними был похож на беседу с глухими.
Конечно, американские студенты - совершенно иной народ. Из разговоров со знакомыми американцами и коллегами по посольству Картенев знал, что они не любят длинных речей и уж совсем терпеть не могут ораторов, которые говорят по бумажке. Кульминация любой встречи - ответы на вопросы. Они воспитаны на иной культуре и в жизни руководствуются иными понятиями. но ведь это тоже учебное заведение отнюдь не для детей бедня- ков. Что ж, если все пойдет по сценарию, заранее разработанному в Госдепе - с отрепетированными и вызубренными вопросами, с разученными выкриками и сценками, с умелым и жестким, в меру жестким председательствованием - что ж, в таком случае его поездка будет похожа на холостой выстрел. Нет, будут и отчеты в прессе, будет и реакция объективных участников, не настроенных заранее оголтело против, будет и его отчет о поездке. Не будет весьма существенного - чувства удовлетворения, что ты сделал нечто, людям и тебе нужное. Да, именно людям и тебе, ибо кого же в самом деле мог удовлетворить диалог с глухими. А кому, как не дипломатам всех и всяких дипломатических представительств не знать, сколько подобных диалогов ежедневно ведется в бесчисленных столицах и прочих консульских и генконсульских городах земного шара...
– Смотри, какие густые, симпатичные рощицы сбежались вон в ту светлую и просторную долину!
– воскликнула Аня, пригнувшись к ветровому стеклу и сняв солнечные очки.
– Это и есть "наш" университет, братишка, - улыбнулся Виктор, по-прежнему внимательно вглядываясь в полотно шоссе. Посмотрел в заднее зеркальце, вновь сдержанно улыбнулся: серая тойота висела на хвосте его понтиака как десять, как сто, как пятьсот миль назад.
У центрального подъезда административного корпуса университета стояли две девушки и парень. Они о чем-то разговаривали, улыбались, одна из девушек курила. На парне были серые брюки и новенькая светло-синяя джинсовая рубашка. Одна из девушек была в светлом платье, другая - в беленьких узеньких брючках и такой же беленькой курточке. Где-то вдали на дорожках кэмпуса виднелись одинокие фигуры людей. Было тихо, покойно, дремотно, Понтиак подкатил к подъезду, и когда Виктор выключил мотор, его и Аню поразили громкие птичьи трели. К машине не спеша подошел парень, оставив девушек на ступеньках в ожидании. "Вы из русского посольства? спросил он, и Виктор в который уже раз поразился жесткой красоте звучания американского английского.
– Надеюсь, ваше путешествие было весьма приятным. Вице-ректор ждет вас. Он просил нас встре тить и проводить вас к нему". Подошли девушки, вложили анемичные ладони поочередно в руки Ани и Виктора. "Как у вас здесь красиво!
– заметила Аня.
– И тихо, как в лесу". "Покой нам только снится", - вдруг вспомнилось Виктору.
Они вошли в здание и двинулись по широкому прохладному коридору. Студенты и преподаватели то и дело попадались им навстречу, обгоняли их. Все смотрели на них с явным интересом, слышались какие-то веселые восклицания. Вице-ректор вышел из-за своего большого овального стола, энергично тряс руки, улыбался сквозь сильные очки. Худой, узкоплечий, с большой лысой головой - а ля Юл Бриннер - он поминутно поглаживал правой рукой свой невзрачный галстук и нюхал затем свои пальцы. Когда расселись за длинным столом, вице-ректор спросил: "Может быть, вы устали?" Виктор посмотрел на Аню, сказал: "Пожалуй, напротив, поездка нас взбодрила. Мы же сегодня из Питсбург. Там останавливались на ночь". "Ах так!
– ректор улыбался, изучающе разглядывал Аню и Виктора.
– Тогда я, пожалуй, введу вас немного в курс дела. Итак, на наши приглашения откликнулись девять стран. Зная о том, насколько обычно перегружены работой дипломаты, мы считаем подобный процент участия весьма и весьма высоким. Вся программа, как мы вам об этом и писали, рассчитана на неделю. Сегодня вы ознакомитесь с нашей альма-матер. Сегодня же и открытие недели. Во вторник, среду, четверг и пятницу мы проведем национальные дни восьми стран, по две в день. В субботу, если это не вызовет возражения с вашей стороны, будет проведен национальный день Советского Союза. Это делается с таким расчетом, чтобы в нем могли принять участие и многие родители наших студентов. Соответствующие предварительные приглашения им направлены. В воскресенье заключительный день, который мы предполагаем отметить спортивными состязаниями, концертом наших талантов и торжественным ужином". "Все это представляется разумным и привлекательным, - сказал Виктор.
– Правда, меня немного смущает одно обстоятельство". "Что именно?" - быстро посмотрел на него вице-ректор и, погладив галстук, понюхал пальцы. " Не покажется ли другим обидным, что мою страну особым образом выделяют?" "Думаю, что нет. Советский Союз - великая страна. В конечном счете, от нас с вами зависит, быть ли этому миру свободным и счастливым, или полететь в бездну небытия. А теперь, если вы не возражаете, вот эта славная троица, - ректор показал на девушек и парня, которые встречали Картеневых, поможет вам разместиться и ознакомиться со всеми нашими достопримечательностями".
Студенческим общежитием оказались двухэтажные кирпичные коттеджи,расположенные в полумиле от административного здания.
– Вы, наверное, все здесь отличники, - с улыбкой обратился Виктор к девушке в белом костюме - Ивон.
– А вам самому, когда вы были студентом, так уж все время хотелось заниматься?
– спросила подруга Ивон Джудит.
– Действительно, из того, что мы знаем о вашей молодежи, следует лишь одно - зимой, весной и осенью они денно и нощно учатся, а летом с энтузиазмом работают. Так ли это на самом деле?
– невозмутимо спросил Эрнест.
– Конечно, так!
– серьезно произнесла, перегнувшись через перила бельэтажа Аня." Любовь позволяется лишь по специальному решению комсомола, за легкий смех студентов лишают еды и питья на сутки, а за особо громкий ссылают в Сибирь.
– Там даже созданы целые поселения, которые так и называются "Поселки для особо злостных хохотунов", - поддержал жену Виктор.
– Вот видишь? А ты спорила!
– торжествующе заметила Ивон. Джудит переводила недоверчивый взгляд с Виктора на Аню и вновь на Виктора. А он, меж тем, продолжал:
– Вы, конечно, знаете о том, что недавно на центральной площади Иркутска публично высекли белого медведя Гришку за то, что он недостаточно громко пел революционные песни.
– Друзья!
– Аня сбежала по лестнице в гостиную.
– Неужели у вас не хватает элементарного чувства юмора, чтобы отличить правду от неправды, когда вы слышите или читаете что-нибудь о моей стране?
"Одного чувства юмора, пожалуй, будет маловато, - подумал Виктор. Тут, кроме знаний, причем желательно знаний, полученных от первоисточника (в ходе поездки по стране и в результате многочисленных встреч с живыми людьми), неплохо бы иметь хоть немного доброжелательности. А где ее взять, если с детских дней и до самых похорон американцу настойчиво вдалбливают в голову, что хуже советских и Советского Союза нет ничего ни на этом, ни на том свете, ни во всей Вселенной".