Горечь испытаний
Шрифт:
Рождественскую неделю Парселы проводили на ранчо Кеннеди. Всего там собралось человек тридцать - родственники, самые близкие друзья. Ранчо, в отличие от северного имения на Кейп Код под Бостоном, расположено было на юге Флориды. Оно и стало-то собственностью семьи Кеннеди случайно, ведь они были северянами, и, естественно, не имели никаких владений в "этом рабовладельческом паноптикуме". Однажды (было это в тысяча девятьсот восемнадцатом году) пришло извещение о том, что полковник Сондерс погиб на фронте в Европе, а так как никаких родственников кроме Кеннеди у него не оказалось, то флоридское имение перешло к ним. Это имение и жило ожиданиями наездов Кеннеди от Рождества до Рождества. "Неделя имени славного полковника Сондерса!" - весело смеялись Кеннеди. И любили эту теплую, тихую, радостную неделю на юге.
В "День Подарков" (второй день Рождества) Джон и Джерри с женами с утра отправились на пляж. Президент хотел закончить свой разговор с Джерри, который они начали еще в сочельник. Мужчины сбросили халаты и, подставив тело ласковым лучам зимнего солнца, пошли вдоль песчаного берега. Джерри, как всегда на юге, носил большие темные очки. Джон, напротив, очков не признавал и, щурясь на ласково блестевшие небольшие волны, слегка похлопывал себя ладонями по груди, животу, ногам. Он был намного выше Джерри, великолепно сложен и, когда был без корсета, как сейчас, походил на атлета в хорошей форме. Джекки, глядя на них издали, улыбнулась, подумала: "Дон Кихот и Санчо Панса! И в натуре обоих есть схожесть с этими литературными героями. Джон в это время обдумывает, как бы ему повыгоднее обстряпать свои делишки". Разумеется, она не сказала об этом своем наблюдении Рейчел из боязни ее обидеть. Однако у Рейчел,глядя на Джона и Джерри, возникли свои ассоциации, о которых она тоже решила не делиться с Джекки. "Самонадеянная молодость важно шествует рядом с обогащенной опытом мудростью. Глядя на них, очень трудно понять, кто хвост, а кто голова".
– Многие ставят мне в вину, - усмехнулся Кеннеди, - что я позволил случиться на Кубе тому, что случилось. Вот ведь и вы, Джерри, в глубине души осуждаете меня.
Джерри хотел что-то возразить, но Кеннеди взял его под локоть:
– Не надо, Джерри. Ведь ты же сам отлично знаешь, что это так. Самое неприятное для меня во всем этом то, что я же больше всех нас раздосадован поворотом событий в Карибском море.
Он посмотрел на линию горизонта, где волны были совсем белесыми. Подумал о чем-то встряхнул головой. Стал слегка ударять пальцами рук по своей груди:
– В девяноста милях отсюда те самые красные колхозы, о которых мы с тобой, помнится, говорили после твоего возвращения из одной из поездок в Россию. И это мне, по-твоему, должно нравиться?!
– Но так думают не только здесь, дома, - с легким раздражением заметил Джерри.
– Так думают и за границей, Джон. В России многие считают тебя прогрессивным, весьма, я бы сказал, прогрессивным американцем...
– Меня мало волнует, что обо мне думают русские, - сухо оборвал Парсела Кеннеди.
– Я не тщеславен.
"Кокетничает мистер Джон Кеннеди, - улыбнулся про себя Джерри.
– Да что толку со мной кокетничать? Этим нужно заниматься со своими биографами. По крайней мере, хоть историю обмануть попытаться можно".
– Что же касается моих мало разумных соплеменников, продолжал так же сухо Кеннеди, - то им следовало бы быть несколько более понятливыми. Мы не можем сейчас рисковать судьбами Америки из-за одного этого паршивого островка.
– Не кажется ли тебе, Джон, что бациллы с этого острова неудержимо движутся в Центральную и Южную Америку?
– Вопрос по существу, - быстро повернулся к Джерри Кеннеди.
– В качестве ответа у меня такой же вопрос по существу: "Неужели у Америки не хватит мозгов, людей, и оружия, чтобы перекрыть все пути этим бациллам?"
– Всего этого, пожалуй, у Америки хватит, - кивнул Джерри.
– ты забыл, впрочем, еще один компонент успеха.
– Что же это?
– живо спросил Кеннеди.
– Решимость действовать, - твердо проговорил Джерри. Не обсуждать в многочисленных комиссиях и комитетах, подкомиссиях и подкомитетах; не планировать на низших, средних и высоких уровнях всевозможных учреждений и ведомств, штабов и групп штабов. А действовать. Может быть, иногда и с ошибками. Но - действовать.
– Предположим, - задумчиво проговорил Кеннеди.
– Предположим. Какое бы действие предпринял ты, Джерри, будь ты на месте президента?
– Всестороннее и массированное вторжение, - не медля ни секунды, ответил Джерри. Джон Кеннеди добродушно рассмеялся:
– То есть, - спросил он, все еще улыбаясь, - предстать перед всем миром этаким громилой с ножом в одной руке и пистолетом в другой - так, выходит, следует поступить, по-твоему. Пойти на прямую конфронтацию с русскими, что само по себе может завести нас всех в тупик небытия?
– Но это, по-моему, тот случай, когда все средства хороши!
– громче обычного заметил Джерри. Кеннеди опустился в одно из просторных соломенных кресел, стоявших под одиноким тентом, знаком указал Джерри на кресло рядом. "Не может, не хочет и никогда по своей воле не отречется от главной заповеди - вседозволенности", - думал Кеннеди. Слуга, высокий щеголеватый негр, принес на длиннейшем проводе телефонный аппарат - Джона вызывал брат из Небраски, где он проводил каникулы с друзьями.
– Джерри, ты когда-нибудь занимался историей?
– испытующе глядя на Парсела, спросил Кеннеди, закончив разговор с братом. Но тут же, увидев недоброе выражение глаз собеседника и что-то вспомнив, добродушно воскликнул: - Прости, ну как же - ведь ты прослушал полный курс всеобщей истории в университете Святого Лойолы в Чикаго! Тем не менее, не сочти это за экзамен, и ответь на один вопрос. Просто я себя хочу проверить. Так вот этот вопрос: "Почему кончались неудачей все или почти все революции прошлого?" Последняя русская пока не в счет. Пока.
– Причин много и они всегда бывали различными. Однако...
– Джерри сказал это быстро, но, словно запнувшись, замолчал, задумался.
– Вот именно - однако!
– подхватил Кеннеди.
– И это "однако" есть не что иное, как физическое устранение вождей!
"Это верно, - думал Джерри, глядя на Кеннеди.
– Верно для всех времен и народов, начиная с восстания Спартака и до наших дней. Еще не известно, как бы все повернулось в России, если бы в восемнадцатом году Каплан стреляла чуть точнее. Вполне вероятно, что мы не обсуждали бы с Джоном то, что мы вынуждены обсуждать сегодня. И всего-то каких-то один-два выстрела..."