Горечь моей надежды
Шрифт:
С другой стороны, если сокращения штатов не избежать, решать, кому уйти, а кому остаться, будет именно Венди. Так что, может, есть смысл превозмочь себя и временно занять ее сторону.
Вот только чью сторону в итоге займет Венди?
Устроившись между двумя коллегами, Кармел и Дженет, Алекс уже приготовилась включить компьютер, когда зазвонил телефон.
Каким-то загадочным образом эти двое тотчас исчезли, предоставив ей почетное право вникнуть в новую проблему. Алекс же ничуть не сомневалась: на том конце линии именно это ее и ждет – некая новая проблема, которая так и норовит ворваться в этот мир.
– Алло, служба
Какое-то мгновение на том конце линии молчали. Алекс даже воспрянула духом в надежде на то, что это звонит какой-нибудь заика-рекламщик и она может со спокойной душой бросить трубку. Но через несколько секунд до ее слуха донесся хрипловатый женский голос:
– Извините, но я все еще хочу выяснить, ездил ли уже кто-нибудь проведать маленькую девочку на Норт-Хилл. Я уже звонила раньше, а вчера разговаривала с полицией. Мне сказали, что передадут это дело вам.
«Черт, как же я могла забыть телефонный звонок Нила Осмонда!» – пристыдила себя Алекс.
– Вы бы не могли представиться? – вежливо сказала она в трубку.
– Какая вам разница, кто я такая. Главное, чтобы кто-то съездил туда и проверил, что там и как с ребенком. Потому что, помяните мое слово, в том доме что-то неладно. И если там творится то, что я думаю, ваша прямая обязанность забрать ее оттуда.
Порывшись в сумке и вытащив ручку (вот так всегда: Бен ушел в отгул и оставил свой ящик на замке), Алекс спросила:
– А вы не могли бы мне подсказать, что именно там происходит?
– Вы и сами лучше меня знаете. Противно даже говорить такие вещи.
Алекс поняла ее с полуслова.
– Какие у вас есть свидетельства того, что там что-то не так? – спросила она.
– Просто знаю, и все тут. Можно сказать, нутром чувствую всякий раз, когда там бываю.
– То есть вы знаете и ребенка, и семью?
– Нет, никого я не знаю, могу назвать лишь фамилию – Уэйд. А живут они в доме номер 42 на Норт-Хилл. Я только мельком видела малышку, и, как я уже сказала, что-то с ней не так. Начнем с того, что она молчит. Да и мать у нее какая-то странная. Отца я ни разу не видела, поэтому ничего про него не скажу. Но, похоже, он тоже там живет.
Судя по голосу, звонившая женщина не принадлежала к разряду бывших жен, возжелавших насолить неверному муженьку. Не похоже и на соседку, с которой рассорились эти Уэйды. Хотя, кто знает, сразу не скажешь.
– Вы бы помогли нам еще больше, если бы назвали свое имя. Я, конечно, понимаю…
– Даже не ждите. Люди косо смотрят на тех, кто звонит в социальные службы. В моей жизни и без того хватает дерьма, чтобы добавлять к нему новое. Я хочу лишь одного – убедиться, что с маленькой девочкой все в порядке.
– Но что, по-вашему, с ней может быть не так? – допытывалась Алекс.
– Я уже сказала вам, какое странное у меня возникает чувство, когда я там бываю.
– И часто вы там бываете? – уточнила Алекс, помахав на прощанье Саффи. – Как хорошо вы знаете эту семью?
– Повторяю, что я их не знаю. Я лишь время от времени доставляю туда заказы, и та женщина, которая там живет, она ненормальная. Или, по крайней мере, мне так кажется. Послушайте, я уже все это рассказывала вам, когда звонила раньше. Пару раз я разговаривала с одним парнем.
Постепенно фрагменты мозаики начали складываться в картинку. Бен жаловался на анонимные звонки по поводу ребенка на Норт-Хилл. Бен утверждал, что якобы проверил информацию и не видел необходимости дальнейших действий. По словам Бена, звонившая явно не дружит с головой. Хотя Алекс, если судить по их разговору, не стала бы так утверждать. Возможно, эта женщина сказала Бену нечто такое, чтобы подтолкнуть его в нужном направлении. Или, когда Бен делал свои звонки, что-то всплыло? Кажется, он говорил, что отец ребенка работает в местной начальной школе. Это легко проверить, и Алекс проверит, как только положит трубку.
– Вы знаете имя ребенка? – спросила она у женщины.
– Нет. Я же сказала вам, что девочка молчит. Да и из матери тоже слова не вытянуть.
– Вы видели на ребенке следы насилия?
– Нет. По крайней мере, ничего такого не замечала.
– Девочка производит впечатление истощенной? Она неопрятная, непричесанная, на ней грязная одежда? Ну, и так далее?
– Нет, в этом отношении все в порядке. Может, там и впрямь все хорошо. Я лишь говорю вам то, что подсказывает мне мое чутье. Что-то неладно в этом доме. И было бы неплохо проверить, что именно.
– Понятно. Вы случайно не знаете их домашний телефон?
– Вообще-то знаю, но там никогда не берут трубку.
И она продиктовала Алекс номер телефона.
– Скажите, а по какому номеру я могла бы связаться с вами?
– Нет-нет, я уже сказала. Не хочу, чтобы мое имя склоняли направо и налево. Просто съездите туда и посмотрите на ребенка. Если я окажусь не права, что ж, буду только рада.
С этими словами звонившая положила трубку.
Ничего удивительного в том, что женщина отказалась назвать свой телефон, не было. Включив компьютер, Алекс решила проверить журнал регистрации звонков за последние две недели.
Она быстро нашла отчеты Бена по обоим звонкам и кое-какие факты, которые он собрал, проверяя информацию. Из записанного Беном следовало, что Отилии (какое милое имя!) Уэйд три с половиной года. Семья чуть больше года назад переехала в Кестерли из Нортумбрии, чтобы начать жизнь сначала после смерти сына, Джонатана, умершего от приступа астмы.
Далее Бен излагал содержание телефонного разговора, который у него состоялся с Брайаном Уэйдом, заместителем директора начальной школы. Во время этого разговора мистер Уэйд заверил, что такие обвинения якобы выдвигались против него еще в Нортумбрии, сразу после смерти сына. Аноним звонил – вернее, звонила – директору школы, его руководителю, чтобы предупредить, что мистер Уэйд опасен, его нельзя допускать к детям, а его новорожденный ребенок (по всей видимости, Отилия) в опасности. Школа не стала ставить в известность ни местные социальные службы, ни полицию по той причине, что звонившая – по словам Уэйда – была параноидальной шизофреничкой, о чем было прекрасно известно. В течение ряда лет она выбирала себе жертв среди учителей, обвиняя их в преступлениях разной степени тяжести: кого в краже, кого в издевательстве над детьми и одного – даже в покушении на убийство. В случае с Уэйдом она пошла еще дальше, заявив, что он убил собственного сына.