Горелая башня

Дяченко Марина и Сергей

Гай не отрывал глаз от дороги. Гай старательно объезжал размытые дождем выбоины — но слушал, слушал со все большим напряжением, и потому повисшая длинная пауза заставила его переспросить:

— Отблагодарили?..

— Да. Еще как. Они объявили его колдуном. А знаешь, как во все времена поступали с колдунами?

— Хорошо с ними не поступали…

— Да уж. Чего хорошего в смолистом пятиметровом костре.

Машина подпрыгнула, попав колесом на камень.

— Они хотели

его сжечь?

— Хотели. Хотели и сожгли, будь уверен, потому что они тоже были люди обстоятельные, с характером, и любили доводить дело до конца.

Гай молчал. Ему почему-то сделалось очень грустно. Прямо-таки тоскливо.

— Сказка произвела на тебя впечатление?

Машину тряхнуло снова.

— Нет, — сказал Гай медленно. — Сказки справедливы. В сказке было бы — пациенты поклонились спасителю в ноги и назначили его князем… А то, что вы рассказали, скорее похоже на правду.

— Какая разница, — усмехнулся Крысолов. — Все это было так неимоверно давно…

— Все это повторяется много раз, и причем совершенно недавно, — в тон ему отозвался. — Со спасителями… поступают именно так. Впрочем, что я вам рассказываю, вы же лучше меня знаете…

— Слушай, ну ты мне нравишься, — сказал Крысолов совершенно серьезно. — Кстати, тот парень, про которого речь, был совершенно молодой. А выглядел еще моложе своих лет — но не ребенок, чтобы жалеть. И не старик, чтобы проникнуться уважением… И он был не местный. Пришлый; кто знает, если бы он вырос среди сельчан — может быть…

Гай осторожно на него покосился:

— А вы так говорите, будто видели его своими глазами.

— Да я ведь тоже в некотором роде… фольклорист. Так, останови-ка.

Гай вздрогнул — за разговорами они подъехали к развилке; солнце пробивалось сквозь редеющие облака, и мокрая трава вспыхивала сочными, цветными огнями.

— Вы потащите меня в Пустой Поселок, — Гай не спрашивал, а просто сообщал.

— Да.

— Не надо…

— Послушай, мы ведь обо всем договорились, да?.. Идем-ка, покажу тебе одну вещь.

Крысолов легко соскочил на землю, и Гай последовал за ним — через «не могу». Воздух и солнце — потрясающий коктейль, в другое время Гай вздохнул бы полной грудью и глупо улыбнулся, он и теперь поддался обаянию этого дня — на секунду, не больше…

— Сюда, — позвал Крысолов.

Он стоял в двух шагах от того, что Гай привык считать дорожным указателем. На самом деде это был двухметровый древесный пень с приколоченной к нему трухлявой доской.

— Читаем, — торжественно объявил флейтист. — Что тут написано?

Надпись масляной краской, гласившая «Объезд», была теперь ярко освещена полуденным солнцем. Корявая стрелка отправляла

путника к завалу из камней и глины — там, на берегу, где носятся потревоженные стрижи…

— Здесь написано, — глухо сказал Гай, — что не следует соваться, куда не следует.

— Хорошо, — сказал Крысолов с видимым удовольствием. — Не следует, стало быть, куда не следует, и следовать никак не может… Кто поставил этот указатель?

Гай коснулся столба кончиками пальцев. Растрескавшаяся кора была мокрой.

— Смотри, — вкрадчиво улыбнулся Крысолов.

Гай отдернул руку.

Мертвый указатель ожил. Сперва показалось, что он покрылся сплошным слоем суетящихся насекомых, но на влажной коре не было ни муравьишки — просто столб стремительно молодел. Будто кинопленку в ускоренном темпе пустили назад; исчезла надпись, сделанная белой масляной краской, проступила другая, сделанная желтой, и еще одна — снова белой, и еще… Спустя несколько секунд «Объезд» исчез вовсе, а из трещин, щелей и пятен выступила совершенно другая надпись, темная, не очень четкая, на незнакомом с первого взгляда наречии.

— Ну, парень, ты ученый человек, без пяти минут бакалавр… Читай.

— Я не… — начал было Гай и осекся. Он понял, на каком языке сделана надпись — на его родном. Чуть не тысячелетней давности.

Запах аудиторий. Профессор-филолог, плакаты и схемы, словосочетания, выводимые мелом на доске…

Гай был неплохим учеником. Только не мог предположить, что вот так придется применять свое умение.

— «Прохожий, — начал он дрогнувшим голосом. — Ты вступаешь на землю общины…» Тут название.

— Какое? — спросил Крысолов все так же вкрадчиво.

Морщась от напряжения, Гай прочитал:

— «Горелая…» Вроде, Горелая Колокольня. Не, Горелая Башня…

— Браво! — флейтист в восторге обнажил белые зубы. — тебе это название ничего не говорит?

Гай поморщился. По дну его памяти прошла слабая тень — но внезапное озарение помешало ей пробиться наружу. Новая мысль была сильнее.

— Мне кое-что говорит другое, — сказал он медленно. — Судя по знакам, тексту около тысячи лет.

— Чуть меньше. Но где-то так.

— Ну? — Гай выжидательно поднял глаза.

— Ну? — Крысолов, похоже, не понял.

— Так какое дерево столько простоит?! Тут камни крошатся, не говоря уже о людях, которые и знать позабыли… А трухлявый пенек ничего себе стоит, а?

Крысолов расхохотался. Долгую минуту гай, насупившись, наблюдал за его смехом.

— Ох… молодец. Здраво рассуждаешь, и логика твоя безупречна…

Указатель за долю секунды вернулся в прежнее свое состояние; Гай отшатнулся.