Гори, гори ясно
Шрифт:
— Не может быть, — с наигранной строгостью откликнулся я.
— Не верь, не верь ему, Андрей, — включился в игру, оскалился Кошар. — Наговаривает он на меня.
Никаких визуальных эффектов.
— Так уж и быть, — погрозил с боевитым видом парадник. — Не все прянички. Половину.
Огоньки взметнулись, но в куда меньшем числе.
— Ладно, будет, — шаркнул ножкой Мал Тихомирыч. — Одну он заел печенюшку, а прочее я под чаек оприходовал. Дюже вкусные... были.
И уставился на меня своими огроменными гляделками.
—
Пересказал советчикам, когда и как появлялись огоньки и искорки.
— Елефант не раздавил, не сдюжил, куны в дачу пошли, — хмуро высказал овинник, чем вызвал у меня протяжный вздох.
— По-русски, пожалуйста, по-современному, сколько раз просить?
Кошар опустил голову, повинился:
— От волнения забываюсь. Не сердись, объясню. Куны — ну, подкуп, как денежка, шкурки куньи, бельи иль собольи. А елефант... сейчас.
Он перепрыгнул на столешницу, ловко открыл распашные дверцы навесного шкафчика. Подтянулся на передних лапах, порыскал внутри.
— Вот, — с гордым видом и паутинкой на усе сказал овинник.
Извлек он из недр кухонного шкафа пачку байхового чая со слоном на упаковке. Я и не знал, что у меня такой есть.
— Слон? — уточнил про «елефанта», дождался подтверждающего кивка, решил развить мысль. — То есть, в переводе с русского на русский, ты хочешь мне сказать, что силовой метод завоевания территории не прошел, и теперь огонь меня решил купить? Добровольным показом чьего-либо обмана? Хм, а как он этот обман определяет?
Манул совсем по-человечьи развел передние лапы.
— Не знаю. Кто из нас человек, хотя б изначально? Я или ты, Андрей?
Я растянул губы в улыбке: умеет шерстистый ставить вопросы.
— Когда знаешь, что неправду говоришь, уши краснеют? — продолжил вопрошать овинник. — В жар бросает?
— Нет и нет, — пожал плечами. — Врать не люблю, но умею себя контролировать. Работа такая. И не думаю, что Мала Тихомирыча бросало в жар при упоминании выпечки. Он же нечисть.
Любопытно: домовик в деревенском доме, когда правду сказать не имел возможности, молчал. Его крутило и корежило, но он не врал: не мог, как я понял. А парадник, хоть и нарочито, явно, но искажал истину. Обжился, пообтесался в людской компании?
— Вовсе я не врун по натуре, Андрей, — как будто мысли мои прочитал хранитель порядка в нашей парадной. — Не подумай. Опыта ради, испытания для! Как артистишка тот, тьфу, ты — ну, ты, ножки гнуты, в роль вжился, значится.
— Проверка прошла замечательно, — заверил я. — Благодарим за содействие, Мал Тихомирыч, награждаем пачкой печенья и банкой варенья.
Печеньки песочные и варенье черничное с еле слышным бурчанием: «Тают, тают запасы», — вручил награждаемому Кошар, снова пошустрив по верхним полкам.
Парадник засмущался, заблестел глазками.
Мы еще какое-то время посовещались, совмещая беседу с чаепитием. Пришли к зыбкому мнению, что огонь мой, суть пламенная, как истинный облик выявляет, так и отношение говорящего к произносимому может уловить. Эдакое «верю — не верю» к восприятию того, кто слова изрекает.
Ты можешь врать другим весьма правдоподобно. Юлить, умалчивать, переводить диалог в иное русло. Можно солгать, не произнеся и слова неправды, что лично я считаю почти искусством. Только себе не соврешь. Разум хранит знания, опыт и — истину.
Кошар был настроен весьма скептически к этому проявлению «дружелюбия» моей пламенной сути. Он убежден, что огонь не оставит попыток завладеть мной, взять верх в нашем союзе. «Не мытьем, так катаньем». И принимать мзду от него, как бы все безобидно не выглядело, себе дороже.
Прав шерстистый, конечно же. Но до чего же полезная функция!..
Особенно в свете предстоящей встречи с законниками. И, не будем себя обманывать, с ведьмами. Я высказал относительно последних свое: «Фи», — однако иллюзиями себя не тешил. Заявятся эти... ехиды, или я буду не я, а айсберг в центре Невского проспекта.
И еще: как донести до огня, что его добровольное содействие не требуется? Я не знал, и Кошар не знал. Мал Тихомирыч вовсе только плечами пожал и углубился в баночку с вареньем. Зато другое я понимал четко: ни одна живая душа, равно как и дух бесплотный, прознать об этом «детекторе лжи» не должны. С нечисти слово я стребовал, сам проболтаться не должен.
Потому что такой козырь надо держать в руке до последнего. Если придется, то и до гробовой доски.
В том, что ведьмы притащатся на встречу, я убедился заранее. Как только услышал о месте, выбранном для этой самой встречи. Сергей Крылов позвонил и назвал ресторан... обойдусь без названия, ни к чему оно. На Невском расположен.
Бывал я в дорогих ресторанах, а также в театрах, музеях, концертных залах... Мать прежде каждый месяц вытягивала нас с отцом на семейный вечер, обязательно в приличное место, с культурной программой. Манеры мне прививала, чтобы не смотрелся в обществе поленом неотесанным. Зачем? С материнским: «Так надо», — спорить было невозможно.
Если кое-кто решил таким образом показать свое превосходство, то промашечка вышла. Но дело не в том. Законники для встречи подобное место не стали бы выбирать.
Что младший лейтенант, что подполковник — бюджетники. Разумеется, я в их кошельки не заглядывал, чтобы так уж смело утверждать. Но в одном уверен: служаки, оба, на завсегдатаев рестораций не похожи.
Провести разговор, сидя на скамеечке? Запросто. Совместно отмерять шагами мощеные тротуары? Это можно. В неуютном кабинете устроить не менее неуютную беседу? И такое вполне представляю. Я б даже понял, если бы служивые меня в музей позвали: там всегда можно найти тихий зал. Непринужденная обстановка, просматриваемые помещения, в которых можно и людей оперативно расставить, и слежку отсечь.