Гори, ведьма, гори! (сборник)
Шрифт:
Мадам была в лавке, и казалось, была удивлена, увидев меня так рано. И, по–моему, не так приветлива, как всегда. Как только я вошла в чудесную комнату, я все забыла.
Мадам что–то делала из проволочки, сидя за столом, я не рассмотрела что, так как она усадила меня подальше на удобном стуле.
«Дитя мое, вы выглядите усталой. Посидите и отдохните, пока я кончу. Перед вами лежит интересная книга». Она дала мне странную старую книгу, длинную и узкую. Она походила на средневековую книгу, написанную от руки монахами. На картинках были нарисованы сады и деревья, причем престрашные.
Людей не было, но у меня не проходило ощущение, что они прятались за деревьями и смотрят оттуда
Мадам сказала: «Это для куклы, которую я делаю из вас. Возьмите и посмотрите, как искусно это сделано». Я взяла в руку то, что лежало на столе и увидела, что это проволочный скелет, небольшой, как у ребенка.
И вдруг лицо Питерса появилось передо мной, я вскрикнула и выронила книгу. Она упала на скелет, раздался глухой звук и скелет подпрыгнул. Я пришла в себя и увидела, что конец проволоки высвободился, проткнув книгу, и так и лежал.
Минуту мадам была в страшной ярости. Она схватила меня больно за руку и спросила странным голосом: «Почему вы это сделали? Отвечайте! Почему?» И тряхнула мою руку. Я не осуждаю ее теперь, но тогда она испугала меня. Наверное она думала, что я сделала это нарочно. Потом она увидела, что я вся дрожу; глаза и голос стали ласковыми. «Что–то волнует вас, милая. Скажите мне, может быть, я смогу помочь вам». Она уложила меня на диван, села около и стала гладить мои волосы и лоб.
И вдруг я рассказала ей всю историю Питерса, хотя никому никогда о делах госпиталя не говорила. Она спросила, кто привез его в госпиталь, и я сказала, что доктор Лоуэлл зовет этого человека Рикори и что он, кажется, знаменитый гангстер. Ее руки успокаивали меня, мне хотелось спать, и я рассказала ей о докторе Лоуэлле, какой это великий доктор и как я ужасно влюблена в доктора Брейла. Я очень сожалею, что рассказала ей об этом. Никогда ни с кем не была так откровенна, но не в силах была остановиться и все говорила, говорила. Все в мозгу перепуталось, и когда я подняла голову, мне показалось, что мадам упивается моим рассказом. А я была совсем не похожа на себя.
Когда я кончила, она приказала мне поспать, а она разбудит меня, когда я захочу. Я сказала, что хочу уйти в четыре, быстро заснула, и проснулась успокоенной и отдохнувшей.
Когда я встала, маленький скелет и книга все еще лежали на столе, и я извинилась. Она сказала: «Лучше книга, чем рука, дорогая. Проволока могла развернуться и жестоко поранить вас». Она попросила меня принести мою форменную одежду, чтобы сделать для новой куклы такую же.
14 ноября. Я бы хотела никогда не видеть мадам Менделип. Моя нога не была бы повреждена. Но не только поэтому я высказала эти слова. Мне хотелось бы никогда ее не встречать.
Я отнесла ей одежду сегодня утром. Она быстро вырезала маленькую модель.
Мадам Менделип была очень весела и спела мне несколько очень оригинальных песенок. Я не поняла слов. Она засмеялась, когда я спросила, на каком языке она поет, и сказала: «Это язык народа, который смотрел на вас с картинок моей книги, дорогая». Это так странно. Откуда она знает, что я думала о людях, спрятавшихся в лесах?
Она вскипятила чай и налила две чашки. И когда она протягивала мне чашку, она зацепила локтем чайник и опрокинула его. Кипящий чай вылился мне на правую ногу. Боль была страшная. Но она сняла мою туфлю и чулок и смазала ожог мазью. Она сказала, что боль сейчас пройдет и все заживет. Боль прекратилась, а когда я пришла домой, я не поверила глазам. Ожога не было.
Мадам Менделип была ужасно огорчена происшедшим, или сделала вид. Она не проводила меня до двери, как обычно, а осталась в комнате. Лашна стояла у двери, когда я вышла в лавку. Она поглядела на повязку на моей ноге. Я сказала ей, что это ожог и мадам завязала мне ногу. Она даже не посочувствовала мне. Уходя, я сказала ей сердито: «Прощайте». Глаза ее наполнились слезами и она грустно сказала: «До свидания». Закрывая за собой дверь, я увидела, что по щекам ее покатились слезы. Почему? (Мне не хотелось бы больше сюда!) 15 ноября. Нога зажила. У меня нет ни малейшего желания вернуться к мадам Менделип. Я никогда больше не пойду туда. Мне хочется уничтожить куклу, которую она дала для Ди. Но это разобьет сердечко ребенка.
20 ноября. Все еще не имею желания видеть ее. Постепенно забываю ее. Вспоминаю о ней только тогда, когда вижу куклу Ди. Я так рада! Так рада, что мне хочется плясать и петь! Я никогда не пойду туда! Боже мой, как бы мне хотелось никогда, никогда в жизни не видеть ее! И все–таки не понимаю, почему…
Это был последняя ссылка на мадам Менделип в дневнике сестры Уолтерс. 25 ноября она умерла.
9. КОНЕЦ КУКЛЫ ПИТЕРСА
Брейл внимательно следил за мной. Я встретил его вопросительный взгляд и постарался скрыть чувство паники, охватившее меня.
– Никогда не предполагал такого богатого воображения у Уолтерс, – сказал я.
Он вспыхнул, спросил сердито:
– Вы думаете, она сочинила?
– Не совсем. Наблюдая ряд обычных явлений сквозь дымку живого и богатого воображения, она изобразила все иначе, чем было на самом деле.
Он сказал недоверчиво:
– А вы не думаете, что все то, что она описала, является субъективным описанием гипноза, акта гипноза?
– Я не думал о такой возможности, – ответил я сердито, – но я не вижу признаков, подтверждающих это мнение. Я вижу только, что Уолтерс была далеко не такой уравновешенной особой, как я считал. Видимо, в один из визитов к мадам Менделип она была утомлена и находилась в состоянии чрезвычайно нервной неуравновешенности, особенно после случая с Питерсом.
Рассмотрим все логически, Брейл. Нервы Уолтерс уже были напряжены из–за странного поведения и намеков бледной девушки. Затем Уолтерс привлекают куклы, она заходит прицениться – любой поступит так же. Она встречает женщину, физические качества которой возбуждают ее воображение. Она откровенничает с ней. Эта женщина явно тоже эмоционального типа, как и она. Она дарит ей куклу. Женщина–артистка, она видит в Уолтерс чудесную натурщицу. Она просит ее позировать, без всякого принуждения, естественная просьба, – и Уолтерс позирует ей. Женщина разработала свою технику работы, как и все артисты, часть этой техники проволочные скелеты для кукол. Естественная и умная процедура. Вид скелета напоминает Уолтерс о смерти, смерти Томаса Питерса. Она представляет себе его лицо, произведшее на нее сильное впечатление, и с ней начинается истерика.
Она пьет чай с мастерицей, и та нечаянно обваривает ее. Естественно, хозяйка хлопочет, завязывает обожженное место, смазывает его какой–то мазью, в которую верит. И это все. Где же здесь гипноз? А если гипноз, то зачем он был нужен старухе?
– Она сама сказала зачем. «Я сделаю из вас куклу, моя дорогая!» – ответил Брейл.
Я уже почти убедил себя своими аргументами и, услышав его замечание, вздрогнул.
– Вы хотите меня убедить в том, что Уолтерс возвращалась в лавку помимо своей воли для каких–то дьявольских целей мадам Менделип? Что жалостливая продавщица старалась спасти ее от того, что в старых мелодрамах называется «судьбой» или хуже – «приманкой на крючке колдуньи»? И для применения мази необходимо было ее ранить?