Гори во мне
Шрифт:
— А можно потише? Вы здесь не одни.
Но никто даже голову в мою сторону не повернул. Конечно, полуфинал, Лига чемпионов, о чем я вообще?
Ну, уж нет, так не пойдет. Хлопнула по выключателю, и в комнате моментально воцарился мрак.
— Эй, Лесма, ты чего? Я пиво не вижу! — пробасил Кир, возмутившись.
— Одно слово, ведьма, — буркнул Отто, будто диагноз поставил, — Совсем уже от скуки с ума сходит.
Я снова включила свет, довольная тем, что наконец безраздельно завладела их вниманием.
— Потише, ребят, вы мне читать мешаете, — сказала уже совершенно спокойно. Помолчала и ласково добавила, — А то пульт в окно выкину, как вы телефоны.
Они
— Садись с нами лучше, рыжая, — хмыкнул Кир, двигаясь на диване и похлопав по освободившемуся месту рядом с собой, — Пиво будешь? Мы пиццу заказали. Принесут сейчас. С пеперони.
Я уж было хотела отказаться, мотнула головой, но, передумав, направилась к дивану. Ненавижу футбол, но они же позавчера смотрели со мной «Гордость и предубеждение». Так что все честно.
— Так и за кого болеть: за красненьких или за синеньких? — горестный вздох вырвался сам собой.
Волки опять заржали. Отто протянул мне открытое пиво.
— Как ты их! Только про правила не спрашивай.
— Лаадно, — протянула, отпивая и устраиваясь поудобней. Закинула ноги на журнальный столик, уставившись в экран. Правила я на самом деле конечно знала, у меня отец был фанат, но вот прелести от наблюдения за взрослыми бегающими за мячом мужиками не понимала. Хотя… На экране мелькнул крупным кадром какой-то футболист из синеньких, на лице его пронеслась улыбка, обращенная к одному из товарищей. Что-то было в нем неуловимо похожее на… Сердце болезненно жалось, пропуская удар. Я прогнала непрошенную мысль, злясь на себя за слабость. Но с этого момента симпатии мои бесповоротно перекочевали на сторону синей команды. И где-то минут через десять я уже кричала дружно с Киром, который тоже болел за них, закатывала глаза при неточной передаче и топала ногами при нападении. Через двадцать минут наши забили. Наверно об этом узнал даже консьерж на первом этаже. Похоже, я действительно просто одичала, сидя взаперти полтора месяца, раз меня так распирало от ненавистного ранее футбола.
Но скоро все закончится. День обращения неумолимо приближался, и тревога внутри нарастала в геометрической прогрессии. Мысль о жизни с Рудом до конца своих дней была невыносимой. Да я даже думать о нем сейчас без отвращения не могла и не верила в то, что какой-то укус поможет. Да и не хотела, чтобы помог.
Я хотела сбежать. Первые дней пять лелеяла надежду найти лазейку и выбраться, но, к сожалению, тщетно. Руд действительно все тщательно продумал, и даже без его угроз жизни Ирэн, шансов уйти из квартиры у меня не было. С отцом и матерью мне давали поговорить пару раз в неделю, за каждым словом внимательно следили и демонстрировали по телефону, что в это время и за Ирэн тоже кто-то следит. Совсем рядом: идет за ней по улице или сидит за соседним столиком в кафе. И я, переживая за сестру, плела небылицы родителям о том, как чудесно у родственников Руда и нет, я пока не хочу домой. Да, в университете я договорилась. Все нормально, всех люблю. Стоило сказать последнее слово, как телефон моментально выхватывался из моих рук и исчезал, оставляя меня наедине с глухой бессильной злостью, клубящейся внутри. Итак к концу первой недели я поняла, что сама я мало что смогу.
И начался период томительного бесплодного ожидания, закончившийся крушением всех моих иллюзий.
На самом деле, после того, как я перестала ждать своего вымышленного героя, которому в реальности не было до меня никакого дела, стало гораздо легче. Бесплодные надежды отнимали слишком много сил, вгоняли в черную депрессию и мешали трезво мыслить. И как только я избавилась от них, в голову пришел новый план. Я могу сбежать на обращении. Даже не сбежать, а отказаться при всех, там ведь будут и члены моей семьей, и охрана отца. Да и по волчьим законам Рудольф не имеет права привести насильно меня в стаю. А Ирэн… Это он сейчас может ей навредить, когда я сижу здесь и ничего не могу сделать, а если отец укроет нас одновременно, то Руду уже будет нас обеих не достать. Уедем куда-нибудь на маленький остров в Тихом океане. Никогда он нас не найдет. К тому же я знаю много компромата на него. Не прямого, Шварцвальд всегда был очень осторожен, но все же… Какие-то встречи, связи, бумаги у меня в квартире, что-то я слышала. Если Рудольф не отстанет, я могу сильно попортить ему жизнь. Или хотя пригрозить этим.
Все обдумав, я стала морально готовиться ко дню, когда моя судьба в любом случае решится: либо мне удастся сбежать, либо все-таки придется принять обращение. И тогда наверно все это уже станет не важно.
В дверь постучали.
— Пицца наверно, — пробасил Отто и встал открывать.
На пороге оказался консьерж.
— Сэр, вас к телефону мистер Шварцвальд, — пожилой мужчина протянул волку мобильник. Свои гаджеты ребята, когда смотрели за мной, так и не носили. Приказ. Мало ли мне все-таки взбредет в голову их опоить.
— Да, — Отто сначала улыбался, разговария, довольный веселым вечером, но постепенно беспечное выражение сползало с его лица, — Да, понял. Да. Ждем. У нас в порядке. Пока в порядке.
Мы замерли с Киром, следя за ним. Отто повесил трубку посмотрел на ожидающего в двери консьержа.
— Я себе пока оставлю. Верну через полчасика.
— Хорошо, — пробормотал старик. Он явно был недоволен, но спорить не стал. Молча развернулся и поплелся к лифту. Отто с грохотом захлопнул дверь.
— Что случилось? — Кир подобрался весь, внимательно наблюдая за приятелем.
— Рудольф звонил. Говорит, — Отто кинул на меня тревожный, почти злой взгляд, — Конуги могут прийти сейчас. Ребята уже едут на подмогу. Полчаса где-то и будут здесь.
Я замерла, пальцы судорожно сжали обивку дивана, так, что ногтям стало больно. Конуги? Сейчас? Поверхностное дыхание толчками начало выходить из легких. Что случилось? Неужели? Чувствовала кожей, как Отто буравит меня желтыми глазами. Приятелями мы быть моментально перестали.
— Что случилось? — повторил мой внутренний вопрос Кир.