Гори во мне
Шрифт:
— Я скоро.
Склоняется над ней, жадно целуя изгиб подставленной тонкой шеи. Такая бархатная почти прозрачная кожа, бешено пульсирующая жилка. Вдыхает глубоко пряный аромат, исходящий от ведьмы. Одуряюще сладкий, как вся она. Хочется продолжить целовать нежно, едва касаясь, словно божество, и одновременно сомкнуть пальцы на горле, чтобы до хрипа, до выступивших слез в пронзительной зелени глаз, чтобы билась под ним то ли в экстазе, то ли в агонии.
— Правда? — девушка тянется к Киту всем своим существом, пальчики перебирают короткие кудри, чуть царапая кожу головы. Так приятно.
— Правда, — встает резко, отстраняясь. Иначе он никогда не уйдет.
Лес
Кит, только выйдя на улицу, оценил всю прелесть своего нового одеяния. Ни одного косого взгляда, брошенного в его сторону, ни единого шепотка за спиной. Люди спешили по своим делам, не оборачиваясь на молодую женщину, плотно укутанную в тяжелый бордовый плащ. Даже когда он спросил дорогу у кого-то даяна, решив, что заблудился, тот не нашел ничего удивительного в его низком голосе. Некоторые дамы здесь басили и почище Конуга. Пара поворотов. Улочки всё уже, дома почти смыкаются над головой, мешая тусклым осенним лучам проникать в подворотни. Свернул на совсем уж маленькую, укутанную тенью от жавшихся по ней обшарпанных зданий. И вот она, нужная вывеска. Тяжелая кованная дверь выглядела наглухо закрытой. В груди заклокотало от неудержимого волнения. Он просто спросит. Китен замер на секунду с поднятой рукой, а потом громко постучал, злясь на себя за нерешительность. Ни звука не донеслось изнутри, но дверь неожиданно заскрипела и широко распахнулась, приглашая войти. Внутри было темно, пахнуло теплом и одновременно сыростью. Будто испарения на болотах. Кит, внимательно вглядываясь во мрак, ступил внутрь. И дверь тут же с грохотом захлопнулась за ним.
— Проходи, — откуда-то слева усталый скрипучий голос.
Он повертел головой, озираясь, и пошел на зов. Еще одна дверь, приоткрытая, теплый желтый свет проникает в щель. Похоже, хозяйка там.
Маленькая комнатка, на удивление уютная. Жаркий камин, ажурные занавесочки, мягкий ковер в цветочек. Круглый стол, накрытый белоснежной вышитой скатертью и старушка за ним в чепчике, со спицами в руках. Седая как лунь, крохотная, что удивительно для здешних мест, морщины, что борозды в поле, испещряют вытянутое лицо. Может она и была когда-то могучей аяной, но безжалостное время высосало ее без остатка. Казалось дунь и рассыпется, облетит словно одуванчик. Она отняла взгляд от вязания и устремила его на гостя. Кита на секунду передернуло. Белая плотная пелена закрывала оба глаза, не давая шанса свету проникнуть в них. Да она слепа как крот. Но умелой ведьме глаза и не нужны. Конуг чувствовал, как она ощупывает, считывает его, протянув невидимые дрожащие руки. Скользит по всему телу, не пропуская ни миллиметра. Хотелось закрыться, сбросить с себя магию любопытной старухи, но он держался, лишь губы поджимал недовольно.
— Садись, мой мальчик? Чем обязана? — старуха, удовлетворенная осмотром, откинулась в своем глубоком кресле, прикрыв белесые глаза, — Давно не видывала я элийцев. Да еще таких знатных. Ты кто? Не пойму. Точно не Родэн…Может Уорхел? Хотя тоже не то что-то…
— Конуг, — подсказал Кит, устраиваясь в кресле напротив, — Одна ведьма сказала, что вы сможете мне помочь. Велела передать вам.
И Кит протянул маленькое перышко, бережно вкладывая его в скрюченные возрастом пальцы.
— Ммм, сестра моя младшая, — ведьма заулыбалась тепло, принюхиваясь, — Как она?
— Хорошо, — Кит пожал плечами, — Мы только ночевали у них в племени, но вроде хорошо все.
— Мы? — белые глаза заинтересованно блеснули. И Кит невольно поежился, так жутковато это выглядело.
— Да…со мной девушка. Тоже ведьма. Я поэтому и…
— Ведьма, — перебила его старуха, заулыбавшись, — Можешь не объяснять. Я чую ее запах на тебе. Весь пропитался девчонкой своей. Это хорошо, играйся, пока можешь. Была бы я молодой, я бы тоже многое отдала за сладкого высокородного.
Кит нахмурился, сжимая подлокотник.
— Вот только это уже не игра, — тихо возразил.
— Хочешь сказать, влюбился? — Арана все продолжала понимающе улыбаться, что начало дико раздражать Конуга.
Он молчал, не отвечая, тяжело было душу выворачивать перед незнакомым человеком, к тому же мало тебе приятным.
— Ну же, ворон, говори зачем пришел. Или так и будешь сидеть, нахохлившись? — старуха и вовсе засмеялась скрипуче, урывками выпуская воздух из легких.
Кит глубоко вздохнул и выпалил.
— Есть ли способ остаться с ней навсегда?
— Так и знала, — и опять этот противный смех, бьющий по натянутым нервам, — Удержать ведьму. Сколько вас приходит ко мне таких, отчаявшихся. Вот только не каждый готов платить цену за свою мечту.
— У меня есть деньги.
— Я не про них, малыш.
Она пожевала губами и потянулась к чайнику на сервировочном столике. Медленно налила в две чашки, одну протянула Киту, другую оставила себе, грея руки о теплый фарфор.
— Способ-то есть. Только вот получится ли, вопрос, — задумчиво покрутила чашку и сделала смачный глоток.
— Что говорит тебе твоя ведьма, что чувствует?
— Говорит, что любит.
— Ты ей веришь?
— Да.
— И правда веришь, — Арана склонила голову, впиваясь в него бельмами глаз, и Кит снова ощутил, как она ощупывает его магией.
— Что ж, — переплела скрюченные пальцы в замок, сложив руки перед собой, — Есть одно зелье. Оно скрепляет любящих навечно. Его раньше использовали в старинных свадебных обрядах. Влюбить оно не может. А вот связать крепко-накрепко уже соединенные сердца, оградив от ссор и непонимания, да. Выпьешь вместе со своей ведьмой, и она, если любит, навсегда останется с тобой.
Кит не смог скрыть легкой улыбки. Так просто? Но Арана лишь нахмурилась, заметив на его лице облегчение.
— Только дело вот в чем. Ведьма ведь может любить по-разному: как ведьма и как человек. И самой ей не понять, какой частью своей души она любит, ей не дано. И другим не определить никак. А для тебя это огромная разница. Судьбоносная. Если она любит тебя, как человек, то зелье подействует. А если как ведьма просто питается тобой и не может остановиться, то не поможет ничего. Бывает у нас такое, малыш. Попробуешь иного мужчину, а он что кремовый торт на языке тает, и дрожишь прямо, добавки просишь. Только всю жизнь один торт есть не будешь. Потом и обычной картошки вареной захочется. С маслицем.
И Арана опять смеется, а Киту уже хочется выплеснуть горячий чай ей в лицо.
— А ты вдобавок ко всему высокородный, — крючковатый палец неожиданно упирается ему в грудь, — Королевский десерт для нашей сестры. Да еще и влюбленный по уши, а значит раскрываешься нараспашку перед ней. Бери-не хочу. Она-то может и любит, да только не тебя, а откатом твоим лакомиться. То-то весь любовью плотской пропах. Ты спишь то хоть, нет, косатик?
Кит демонстративно отодвинулся от уткнувшегося в него пальца, показывая, что подобная фамильярность ему неприятна. Хотелось послать старуху, сказать, что она ничего не знает про них. Не может знать. Но разум нудно твердил, что Арана может быть права, отравляя ядом все внутри.