Горизонты безумия
Шрифт:
«Так есть ли бог, или Грешник просто спятил, как и мы все, не сумев сохранить рассудок здравым вдали от дома?»
– Вы слышите меня?
Подорогин вздрогнул.
– Да-да, конечно!..
Капитан нахмурился.
– Почему вы летите на «Икаре»?
– Я... Я... – Подорогин тряхнул головой. – Потому что на Земле выбрали меня.
Капитан кивнул. Сказал шепотом так, чтобы слышал только Подорогин:
– В таком случае, не обманите их доверия. Пока Грешник не возьмёт себя в руки, под вашу ответственность попадает подведомственная ему служба контроля.
Подорогин приложил кулак
– Есть, капитан!
Капитан отошёл.
– Товарищи, а теперь попрошу всех вас заняться своими прямыми обязанностями. Вахтовый режим сохраняется, но, по возможности, старайтесь не засиживаться за личными делами, и всё свободное время посвящайте отдыху. Нас ждут непростые двое суток. Неопознанные горизонты. Возможно, боль... Я закончил. Спасибо.
Мостик постепенно пустел.
Подошёл Грешник.
– Он забыл добавить всего одно слово...
– Аминь, – кивнул Подорогин. – Это слово «аминь».
Подорогин лежал в противоперегрузочной ванне и прислушивался к пульсу в ушах. Казалось, в голове поселился маленький плотник. Он что-то строил, в угоду собственному желанию. На запросы носителя не отвечал. Только истошно колошматил киянкой по основанию черепа, всецело занятый собственным делом... А возможно, он кого-то звал – силился привлечь монотонным стуком внимание. Так матросы гибнущей подводной лодки выстукивают в необъятной пучине сигал SOS по внутренней обшивке судна.
«Спасите наши души!» – хотел закричать Подорогин, в так ходу мыслей, однако не проронил ни слова, потому что в зубах был зажат мундштук шланга, подающего кислородсодержащую смесь.
Дышать было тяжело – автономная установка системы жизнеобеспечения ванны, не шла ни в какое сравнение с внешними устройствами фильтрации воздуха «Икара». Подаваемая в лёгкие смесь газа отдавала резиной, раздражала гортань, провоцировала кашель. Маска, защищавшая глаза от стазиса, запотела изнутри, от чего чувство удушья только стократ возросло. Хотелось пошевелиться, оттянуть ремешок на затылке и просунуть пальцы под резину. Но повышенная гравитация вдавила тело в основание спинки, сковав движения. Изредка мышцы на руках и ногах сводила болезненная судорога, после чего конечности немели, – Подорогин мечтал об одном: выбраться из своего «саркофага», добраться до людей, придумавших его, и устроить самосуд. Страшный самосуд. Самое настоящее линчевание, с вилами, горящими в ночи факелами и пущенными по следам беглецов псами!
Масла в огонь подливал неугомонный плотник.
Этот маленький паразит, рубящий ход незнамо куда!
За последние двое суток гравитация увеличилась почти вдвое. Экипаж корабля походил на дождевых червей, брошенных на солнцепёке, в закупоренной железной банке – каких-то других аналогий у Подорогина не возникало. Мозг отказывался работать сносно, когда этого так требовали обстоятельства. Спина постоянно ныла: казалось, что на шею надели колодки, или посадили верхом ещё одного человека, который постоянно ерзает, не зная, как ещё усугубить муки. С конечностями и вовсе царила беда. Сосуды, по всей видимости, атрофировались за время полёта, отвыкли от земных нагрузок, утратили былую пропускную способность. Повышенная гравитация и вовсе устроила адское пекло, самый настоящий котёл, из которого невозможно выбраться! Постоянные отёки, спазмы, крики среди ночи... Корабельный лазарет был переполнен. И это в решающий момент. Когда до прыжка за грань остались какие-то двое суток. Точнее не осталось и их.
«Осталось» – какое же жалкое, банальное, бессмысленное слово.
Подорогин лежал и обдумывал страшную мысль: на Земле поспешили. Бросили экипаж «Икара» на произвол судьбы – будь, как будет, – не просчитали всех возможных вариантов развития событий, пошли на поводу у сверхуверенности. А расплачиваться за проявленную халатность теперь были вынуждены космонавты. И ведь кара только началась. Что-то будет на той стороне, когда включится термоядерный реактор, и «Икар» преодолеет порог скорости света?.. Ведь иначе не выбраться – монстр не отпустит просто так! Это будет кромешный ад. И каждому воздастся по мере заслуг.
«Особенно мне. Ведь я бросил родного сына. Он сейчас один, на расстоянии больше четырёх с половиной миллиардов километров... и семнадцати лет. А я тут – неведомо где, – держу ответ за то, чего не совершал! Или совершал?..»
Видимо гравитация увеличилась ещё на одну единицу, потому что Подорогин перестал соображать. В ушах повисла тоника – словно бьется в паутине на последнем издыхании муха. На плечи надавил многотонный пресс. Складывалось впечатление, что его хоронят в не заколоченном гробу, кидая землю прямо на грудь. Садисты! Звери! Нелюди! Кто позволил им так с ним поступать?! За какие смертные грехи, спрашивается, он расплачивается?! И где этот чёртов бог, когда он так нужен?! По каким срочным делам отлучился на сей раз?!
Где-то в переборках заработала помпа. Стазиса добавилось. На подбородок накатила тёплая волна. Подорогин знал, что постепенно жидкость накроет с головой – и лучше бы к тому времени он уже отключился! – станет охлаждаться, а потом и вовсе застынет.
Он окажется комаром в янтаре.
«Может быть, на той стороне нас всех найдут именно такими комарами, по беспечности, застывшими в первозданном естестве. Как археологические артефакты. Как музейные экспонаты. Как научный материал, предназначенный для изучения... Но это всё, если мы всё же выплывем».
Подорогин почувствовал на языке вкус крови. Дышать он не мог. Сердце молотило на износ. Кажется, ещё чуть-чуть и случится инфаркт. Но нет, человеческое тело неимоверно выносливое, а попав в родную стихию – то бишь в воду – и вовсе начинает работать на пределе своих возможностей.
Это был уже бред.
В ушах забулькало...
Он забыл про беруши!
Теперь с барабанными перепонками наверняка придётся распрощаться. А может и не придётся...
(смотря сколько времени я проведу в этой камере пыток)
...ведь Грешник сказал, что пути господни неисповедимы.
Стазис сомкнулся над головой.
Наступило облегчение.
Тело вновь сделалось невесомым.
Боль отступила.
Подорогин понял, что погорячился в своих суждениях относительно учёных Земли. Эти люди знали своё дело. И ещё они знали, что другого такого шанса не будет, а потому выполнили свой долг до конца. То, что они изобрели и назвали «стазисом» спасёт космонавтам жизнь. Тут и там, по разные стороны горизонта.