Горизонты нашей мечты
Шрифт:
Впереди за очередным сумасшедшим изгибом улочки мелькнул свет. Большой покосившийся дом на десяток окон по фасаду и без ограды. Над домом — подсвеченная магическим кристаллом вывеска: здоровая кружка с шапкой пены. Окна ярко светились. Низкое крыльцо, несколько тел, вповалку лежащих возле него, и приглушенная музыка, доносящаяся изнутри. Кабак. Наверное, из тех, о которых упоминала госпожа Грампа.
— Во! — обрадовался Май. — Наконец-то хоть какие-то признаки жизни! Давай заглянем. Может, что-то полезное найдем.
— А что, птенчикам из Академии мамочки уже разрешили пить пиво? — с гнусавой издевкой проговорил незнакомый мужской голос. От забора отделились и шагнули вперед три тени. Широкие бесформенные плащи и накинутые глубокие капюшоны надежно маскировали — Мира ни на секунду не усомнилась — грабителей.
— Насчет птенчиков не в курсе, — равнодушно ответил Май, останавливаясь. — А что, угостить хочешь, дядя? Я не возражаю.
— Язык у тебя слишком длинный, пацан, — разозленно хрипнул голос. — Не боишься, что укорочу?
Он поднял руку, и в его кулаке блеснуло лезвие ножа.
— А ты, дядя, не знаешь, что ли, что со вчерашнего дня всем кадетам Академии выдана свободная авторизация? — все так же равнодушно спросил Май.
— Что выдано? — фигуры переглянулись. — Ты, шкет, болталом внятно шевели.
— Атрибут, говорю, можно без авторизации призывать. По собственному желанию. Ты, дядя, знаешь, что такое Атрибут?
— Звоны, что ли? — сипло засмеялся предводитель шайки. — Валяй, отсыпай. Гони все, что есть. Ты нам кошель, а мы тебя отпустим. И даже девочкой твоей не попользуемся. Или она хочет? Эй, сладенькая, знаешь, что у мужчин за штучка меж ног такая? Поиграться ей не хочешь, пока можно? А то ведь к вам мужиков не подпускают, я слышал.
— Чмурсам типа тебя фасырить трули по курасам надо, а не свешаных сукер фапать, — сплюнул Май. — Каждый пухтень себя топыром галает, даже если крип по жизни. Тряй отсюда, крип, не твоя нынче прыха. А то проколешься ненароком о свой же хадзик, жижа выльется, сухим останешься.
— Ты чё, хрустатый, что ли? — удивился грабитель. — Драное тряпье вздрел? А ошейник где спустал?
— Где спустал, больше нет. С сяжки сойди, крип, пока не сдулся.
— Не, Частый, он верняком в праст ныкает, — подал голос один из грабителей. — Кустый больно.
— Ага, кустый, — согласился третий. — Да он тарный, куковать красно не тянет. Кольнуть его, чтобы не фыркал!
— Не, пусть тряет, — не согласился предводитель. — Ошейник у него стато кумарный. Фунты потом страмают по хупазе, страпер зафырят. Звоны вот ссыплет — и пусть тряет. Слышь, звоны ссыпай.
Он взмахнул лезвием ножа прямо перед глазами отшатнувшейся Миры. Она не поняла ни единой реплики, но чувствовала, что просто так их отпускать не собираются. И хорошо, если только ограбят! Ну, Май, ну, дурак!
— Значит, Атрибутом в смырлу соскусишь, — пожал плечами ее непутевый фертрат. — Задний край смыкаю: с сяжки сойди, крип. До трех кочемарю: раз, два…
— Эй, Частый! — раздался сзади новый голос, и Мира, дернувшись, прижалась к забору. — Че фрама корябишь? Не дзыкаешь, что ли, что он фрам в кудасаре?
Мужская фигура шагает мимо Миры вперед. В стремительно распрямляющейся руке — лезвие. Блеск стали сливается с отблеском луны на серебряно-золотом кубирине.
Май уже в стороне, изворачивается ужом. Левый кулак уперт в ладонь правой, левый локоть в развороте тела с хрустом врезается в лицо новому персонажу. Короткий всхрип — тело отлетает назад и медленно сползает по забору рядом с Мирой.
Трое в плащах, откинув капюшоны, синхронно шагают вперед, и Мира съеживается. Сейчас их наверняка начнут убивать. Почему госпожа Грампа не начала учить защите от ножа еще год назад?
Май скользит вперед — новый взблеск стали — мимо! — сложенные лодочками ладони с силой бьют по ушам предводителя шайки, колено врезается в пах — шаг назад — пинок пыром согнувшейся фигуре под подбородок — второе тело, нелепо взмахнув руками, опрокидывается назад. Май уже отступил к Мире — нырок к земле — блеск металла. Подхваченный нож-бабочка стремительно порхает у него в руках, перескакивая из одной в другую и чертя в воздухе лунные дуги — тихий шелест стали о сталь.
— Два — ноль, — нехорошей косой ухмылкой щерится Май и шагает вперед. — Кто из вас первый сдуется, крипы?
Лунный свет переливается у него между руками — лязгает металл о металл — две оставшиеся фигуры, переглянувшись, отступают на шаг — на два шага — на три — синхронно разворачиваются и растворяются в тенях.
И мертвая тишина, только слегка хрипит предводитель шайки, ворочаясь на земле.
Нет, не тишина. Из кабака по-прежнему доносится приглушенная музыка и голоса. Мира почувствовала, что ее бьет крупная дрожь.
— Май… — непослушными губами прошептала она.
— Первое окно разбили, — довольно сказал мальчишка. Он наклонился к без движения лежащему у забора мужчине и принялся сноровисто обхлопывать его карманы. — Теперь у нас есть два плаща и… опа, даже целых два кошеля. Кто же на дело с такими звонами ходит? Крип — он и есть крип. Держи, — он сдернул с тела плащ и кинул его Мире. — Надевай.
— Он… умер? — шепотом спросила та.
— Да просто без сознания, — отмахнулся Май, уже обшаривающий второго. — Попал я ему на редкость удачно, с первого удара вырубил. Не дергайся ты, придурок, — он коротко ударил предводителя шайки под ребра, — не стану я тебя протыкать. Звоны за науку и плащик ради светлого будущего… — в его карман перекочевал еще один кошель. — Все, хозяюшка, выходи из ступора. Пора сваливать.
Он подошел к Мире, почти силой заставил ее закутаться в слишком большой для нее грубый холщовый плащ, особое внимание уделив высокому вороту, а сам накинул второй.
— Нам туда, — он ткнул пальцем в кабак.
— Не хочу… — попыталась было упереться Мира, но ее уже снова тащили за руку.
Перешагнув через валяющееся на ступеньках тело (Мира искренне понадеялось, что пьяное, а не мертвое), Май с усилием потянул на себя тяжелую деревянную дверь. Им в лицо ударили яркий свет, разухабистая музыка и спертый невообразимый аромат: винный перегар, пот, блевота, прокисшая еда и еще много чего, что Мира так и не смогла определить. Кабак внутри показался куда как больше, чем снаружи. Большой зал уходил далеко вглубь, теряясь в потемках. Слева от входа располагалась длинная барная стойка с высокими табуретами, справа — невысокая сцена, на которой вихлялись наполовину раздетые вульгарные девицы. На вновь вошедших не обратил внимания никто, кроме двух здоровых, под притолоку, парней с широченными плечами, низкими лбами и тяжелыми подбородками, прислонившихся к стене по сторонам двери. Здоровяки щеголяли в чем-то вроде кольчуг с рукавами, обрезанными до локтей. Холщевые штаны поблескивали нашитыми бляшками, металлическими по виду, да и носки тяжелых бутс, похоже, были окованы темным металлом. Наверное, они вышибалы, решила Мира. Парни окинули две закутанных в плащи фигуры недобрыми взглядами, но даже не пошевелились.