Горькая правда
Шрифт:
— Нет, это было в какой-то из ее постоянных колонок… От одной только мысли, что человек может быть по-настоящему добр и не на шутку знаменит, Фанни Таррант на стену лезет.
— Ну, по этой части мне ничего не грозит, — смеется Адриан.
— Послушай, — серьезно заявляет Сэм. — Эти люди не могут писать одни толькопасквили, иначе никто не согласится разговаривать с ними. Время от времени им нужно печатать что-нибудь человеческое, иначе придется закрывать лавочку. Держу пари, что она выбрала тебя в качестве
— А ты надеялся, что вакансия достанется тебе?
Судя по выражению лица Сэма, Адриан попал в точку.
— Брось, Адриан. Я же твой старый товарищ. Сделай это для меня. Ну пожалуйста! — и Сэм театрально бухается перед Адрианом на колени.
Элинор, переодевшаяся в просторный ситцевый балахон, появляется в комнате.
— Что тут происходит? — спрашивает она со смехом.
— Он хочет заказатьмне Фанни Таррант, чтобы я с ней поквитался, — объясняет Адриан.
Сэм поспешно и неуклюже подымается с колен и мямлит:
— Ну, когда Адриан сказал мне, что она сгорает от желания взять у него интервью…
Элинор переводит взгляд на Адриана.
— Фанни Таррант хочет проинтервьюировать тебя?
— Она обмолвилась об этом, когда звонила по поводу Сэма.
— Идея заключается в том… — пытается прорваться Сэм.
— С какой стати? — все внимание Элинор сосредоточено на Адриане.
— Не знаю. Наверное, пыталась меня умаслить.
— Идея, понимаешь, состоит в том, — не сдается Сэм.
— Идея Сэмасостоит в…
— Моя идея состоит в том, что Адриан соглашается на интервью с Фанни Таррант ради того, чтобы написать о ней разгромную статейку… не говоря ей ни слова, конечно… — Сэм тарахтит, потирая руки, а Элинор по-прежнему не сводит глаз с Адриана. — С каждой минутой мне это все больше нравится. В результате может родиться совершенно новый жанр. Всякому терпенью есть предел! Художники дают сдачи. Черт возьми, самое время. Эти молодые говнюки слишком долго творили, что хотели. Сколько можно скрипеть зубами и делать вид, что ничего не происходит? Почему бы нам для разнообразия не сорваться с цепи и не врезать этим гадам по полной? Художники всех стран, объединяйтесь!Нам нечего терять, кроме своей честной игры. — И он тычет кулаком в воздух.
— Не глупи, Сэм, — по-матерински одергивает его Элинор, словно перевозбудившегося ребенка. Адриан сует под мышку "Сентинел ревью" и бочком пробирается к двери. — Куда это ты собрался? — останавливает она его.
— В туалет, прошу прощения.
Сэм показывает на газету.
— С этим?
— Надо же что-то почитать, — с этими словами Адриан покидает комнату.
— Подотрись ею! — кричит Сэм ему вслед.
— Зачем так волноваться? — обращается к нему Элинор. — Это всего лишь ничтожная статейка, написанная ничтожной журналисточкой.
— Да, но ее прочтут все мои знакомые, — нервно меряя шагами комнату, возражает Сэм. — В эту самую минуту по всему Лондону и всем соседним графствам за тысячей столов воздух дрожит от смеха, как от дыма жертвенника. — Он берет в руки керамическую вазу. — Красиво. Твоя?
— Да.
— Очень изящно… Ты продаешь свои вещи?
— Не тебе. Если нравится, возьми в подарок.
— Не может быть и речи. Сотни достаточно?
— Слишком много.
— Я дам тебе семьдесят пять. — Он достает чековую книжку.
— Чересчур щедро. У меня остались только разрозненные предметы… Семидесяти пяти более чем достаточно.
— У тебя настоящий дар. — Сэм садится за стол и выписывает чек. — Элли, скажи, я на самом деле такой кусок дерьма, как пишет эта сучка?
Элинор делает вид, что ей нужно подумать, прежде чем ответить. Она переводит взгляд на потолок, потирает подбородок.
— Ну ладно, я немножко тщеславен, — признается Сэм, — но у меня есть все основания гордиться собой. Три награды БАФТА, две — от Национального общества телевидения, одна — "Эмми", одна — "Серебряная нимфа"…?
— "Серебряная нимфа"?
— Да. С телефестиваля в Монте-Карло, там вручают "Серебряную нимфу". Еще золотая коровья лепешка из Люксембурга — по крайней мере так она выглядит. Пожалуйста, — он протягивает ей чек.
— Спасибо.
— А теперь, когда я взялся за настоящий игровой фильм, может, я и "Оскара" получу.
— О чем фильм?
— О Флоренс Найтингейл.
— Да что ты о ней знаешь?
— Побольше, чем продюсеры, а это главное. Сценарий на самом деле уже имеется. Они хотят, чтобы я его переделал.
— Полагаю, сцена с голой Флоренс Найтингейл там предусмотрена?
— Смейся, смейся. Мне, Элли, предложили триста тысяч долларов за месяц работы. И дом с бассейном на Беверли-хиллз на это время.
— Ну и ну!
— А что мне радости, если успех не с кем разделить? — хнычет Сэм, явно пережимая. — Я один-одинешенек в своем роскошно обставленном загородном доме, слоняюсь по комнатам, устланным коврами, в которых утопает нога, и прислушиваюсь к тиканью часов, моля Бога, чтобы зазвонил телефон.
— Ты же сказал, что был очень занят, даже не мог приехать к нам? — напоминает Элинор.
— Я изанят, иодинок. Это всеобщее бедствие. В наше время и в нашем веке оно встречается на каждом шагу. К тому же… — голос Сэма замирает.
— Что к тому же?
— Ну, понимаешь, в этом нелегко признаться, но, честно говоря, Элли, мне стало трудно встречаться с Адрианом. Ты же помнишь, как было раньше. Он писал свои романы, я — свои пьесы. И мы рассказывали друг другу, как идет дело. Теперь я являюсь и начинаю трепаться о своих планах, а у него ни черта нового, и рассказать нечего. Это все равно, что играть в теннис с безруким противником.