Горькая услада
Шрифт:
— Пожалуйста, оставьте меня одну.
Она склонилась над Маркусом, подняла его голову и с грустной нежностью посмотрела на его изуродованную щеку. Потом, с выражением бесконечного обожания, прижала его к своей груди.
Оставшись с тем, кто был для нее всем на свете, — всем ее счастьем, всей ее жизнью, — она забыла обо всем остальном.
Уходя из комнаты, Монти слышал, как она прерывающимся голосом шептала: «Мой дорогой, мой любимый!..»
— Вам всем придется разойтись, — коротко сказал Монти, поднявшись наверх. — С Маркусом произошло
Гости поспешно покинули комнату, шепотом выражая свое сочувствие и огорчение. Все они были потрясены сообщением Монти, насколько могут вообще быть потрясены веселые, легкомысленные люди, когда слышат о каком-нибудь несчастье, которое, разорвавшись, словно бомба, на минуту отвлекает их от забав.
— Как ужасно! Как страшно! — залепетали женщины; а мужчины, подавая им шелковые манто, шептали, обращаясь друг к другу: — Бедняга Маркус! Вот не повезло!
Когда все разошлись, приехала Фернанда. Она прошла через обширный, совершенно пустой в этот поздний час вестибюль и поднялась в комнаты Динов.
Увидев леди Дин, она остановилась на пороге:
— Значит, я опоздала. А я и не подозревала, что так поздно…
Леди Дин ничего не ответила, как будто не видя Фернанду. Она глядела вдаль, словно ждала кого-то.
В комнату внесли тело Маркуса, к счастью, с закрытым лицом.
Фернанда не вскрикнула, она вообще ничего не сказала и не сдвинулась с места.
Маленький доктор, который вошел в комнату вслед за носилками, узнал ее и тихо сказал:
— Лошадь ударила его по голове. Смерть наступила мгновенно.
Так, значит, несчастье случилось с Маркусом, с легкомысленным, красивым Маркусом, который был таким жестоким со всеми посторонними и таким нежным со своей женой.
— Скверный человек, но прекрасный муж! — однажды сказала о нем Фернанда.
Узнав об этом, он рассмеялся и возразил:
— Это гораздо лучше, чем наоборот, дорогая!
Доктор Жиран подошел к Фернанде.
— Лучше, если бы она кричала, плакала, — взволнованно сказал он. — Ее спокойствие совершенно неестественно. Я очень боюсь за ее рассудок, если это состояние будет продолжаться. Дорогая мадам, вы ее друг, не можете ли вы чем-нибудь помочь?
Додо неподвижно стояла около носилок, которые поставили на стол. Она прижала руку Маркуса к своей груди и что-то шептала ему, совершенно не замечая того, что одна половина его лица страшно изуродована. Потом она наклонилась к нему и поцеловала его так, словно он был жив, словно, повернувшись к ней, мог возвратить ей поцелуй.
— Она сойдет с ума, — отчетливо прошептал доктор. — Умоляю вас, уведите ее отсюда, и как можно скорее. Я приготовлю ей какое-нибудь лекарство.
Фернанда подошла к Додо и, обняв ее, сказала:
— Дорогая, сейчас даже ты ничем не можешь помочь ему. Пойдем со мной. Маркус, наверное, сказал бы то же самое.
— Маркус всегда говорил мне: «не уходи», — быстро возразила
— Но ты должна… — очень нежно начала Фернанда. Она хотела добавить: «отдохнуть», но не успела. Додо слегка покачнулась и беспомощно упала на колени. Фернанда, выпуская ее из своих объятий, опустилась рядом с ней и прижала ее голову к своему плечу.
— Прекрасно! — воскликнул доктор. — Она лишилась чувств. Уведите ее теперь и уложите в постель.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Уложив Додо и успокоив ее немного, Фернанда прошла в комнату Сильвии.
Девушка стояла у окна. Увидев Фернанду, бедняжка тихо вскрикнула и, как ребенок, протянула к ней руки.
— Во всем виновата я одна, — почти беззвучно сказала она. — И мама узнает это. Может быть, уже знает. Фернанда, что мне делать? Что я могу сделать? Мама больше никогда не захочет видеть меня.
Фернанда зажгла папиросу. Она ни минуты не сомневалась, что поведение Додо будет именно таким, как предчувствовала Сильвия. Додо никогда не заботилась о дочери, не беспокоилась из-за нее даже в то ужасное время в Париже, когда Сильвия заболела дифтеритом; она никогда не покупала ей игрушек, не играла с ней, не рассказывала ей сказок.
Все это делала Фернанда. Она научила ее кататься верхом в Булонском лесу и плавать в Трувилле. Додо мирилась с существованием Сильвии и считала, что на этом кончаются все ее материнские обязанности. Но Маркус искренне любил девочку; он баловал ее и заботился о ней постоянно, несмотря на свой огромный эгоизм.
«К сожалению, что касается будущего Бит, на Додо рассчитывать не приходится», — подумала Фернанда, сжимая в своей руке холодную руку Сильвии.
Но если она теперь возьмет Сильвию к себе, как сделала тогда, когда девочке было шесть лет, это невероятно усложнит ее собственную жизнь… Одно дело иметь в своей квартире маленькую девочку и совсем другое — привезти к себе эту девочку десять лет спустя. А впрочем, в крайнем случае, есть еще этот добряк Монти…
Кругом царила глубокая тишина. Сильвия тихо всхлипнула. Этот звук отбросил Фернанду в одно мгновение на много лет назад. Все лучшее, что было в ней, всколыхнулось.
— Ты будешь жить у меня, детка, и мы будем счастливы вместе, как и тогда, — взволнованно сказала она. — Ты ведь согласишься, Бит? Ты вернешься ко мне, и старая Мария снова будет ухаживать за тобой.
— Вы это говорите серьезно? — радостно воскликнула Сильвия и крепко прижалась к Фернанде.
Фернанда возвратилась в свою виллу только на рассвете. Холодные краски утренней зари с неумолимой ясностью обрисовывали все и придавали новый оттенок событиям минувшей ночи и всем обещаниям, данным в минуту волнения. Она почувствовала необычайную усталость.