Горькие травы Чернобыля
Шрифт:
Красивый, юный советский городок сиял огнями ртутных ламп и желтыми окнами девятиэтажек. Подсвеченный лампами красный лозунг «Мир! Труд! Май!» не оставлял сомнений в месте пребывания. Собачий лай и приглушенный знакомый голос, костеривший японскую мать и всех собак Украины, свидетельствовал о благополучном прибытии моего напарника. А вот - и сам Климчук, воевавший с непрерывно тявкающей болонкой. Болонка была смелая, вредная, она ловко увертывалась от полковничьих ботинок и норовила тяпнуть Климчука за штанину. Высокий, светловолосый юноша с неподдельным интересом разглядывал никогда не
– Долго пришлось ждать, Стасик?- виновато спросил я.
Мальчишка вздрогнул, подошел ближе, глянул в лицо знакомыми умными глазами.
– Голос всё такой же у тебя… у Вас. Наверное, долго…Это я кинул вам мяч.
Глава одиннадцатая
Мы готовились к поездке около месяца. На квартире полковника в Минске. Осторожно, сначала по телефону, а потом и лично, контактировали со сталкерами «Зоны отчуждения».
Сталкеры шли на контакт неохотно, не понимая конечной цели нашего визита в «Зону».
Но дело, постепенно, двигалось. Климчук сразу решил, что единственный человек в Припяти, который может отнестись всерьёз к нашему визиту - начальник припятского горотдела КГБ УССР подполковник Клочков. Володя сталкивался с ним в том далеком 86-м, вместе лечились после аварии в 6-й клинике Москвы. По словам Климчука, подполковник был мужиком решительным и дотошным, он рассказывал, что еще задолго до самой аварии, Клочков бомбардировал своё руководство докладами о неблагополучной и нестабильной работе ЧАЭС, предсказывал высокую вероятность взрыва.
Мы сошлись во мнении, что лучшей кандидатуры для наших целей просто не найти.
Установили и другой важный факт: 26 апреля – единственный день в году, когда пропуск в «Зону» получить легче обычного – в этот день украинские власти пропускали в 30- километровую зону родственников, чтобы те могли проведать могилы близких людей.
По знакомым, да по сусекам Климчук насобирал немалую сумму советских денег, образца 1961 года – могли понадобиться в Припяти. Также мы захватили и современные российские и белорусские рубли, украинские гривны. В качестве лишнего доказательства. Не забыл Володя и рюкзак со спортивной одеждой, водой и консервами. У меня же в кейсе лежали смартфон, планшетник «Lenovo» с записью эфира программы « Время», выступлением генсека Горбачёва и небольшим документальным фильмом о Чернобыльской катастрофе, а также валюта из валют – две бутылки шведской водки «Абсолют», которая, по моему мнению, произвела бы на любого советского человека неизгладимое впечатление на всю оставшуюся жизнь…
– Долго, пришлось ждать, Стасик? – виновато спросил я.
Мальчишка вздрогнул, подошел ближе, глянул в лицо знакомыми умными глазами.
– Голос всё такой же у тебя… у Вас. Наверное, долго…Это я кинул вам мяч.
– Зато мой внешний вид претерпел существенные изменения, - с грустной иронией сказал я, - располнел и лысина появилась.
– Знаете, я бы тоже хотел так измениться, - тихо произнес Стась, - мы здесь все хотели бы вырасти и прожить нормальную жизнь. В своём городе.
Всё-таки болонка доигралась. Встретившись с ботинком Климчука, белая курчавая бестия взвизгнула и бросилась наутёк.
– Какая-то ажиотажная собака, - сердито сказал Володя, - только скандала нам здесь не хватало!
Он глянул на часы, покачал головой и быстрыми шагами подошел к нам.
– А теперь, юноша, - пророкотал Климчук, - ведите нас к ближайшей телефонной будке.
Стасик обомлел, да и я очень сильно удивился – полковник явно видел и слышал парня!
Климчук потряс за плечо окаменевшего Стаса и рассмеялся:
– Да если бы я 30 лет назад, патрулируя ночную Припять, не встречал эту малолетнюю банду, разве б я полез в это чёртово колесо! Видать, не ты один - экстрасенс.
Стась пришел в чувство, разулыбался, кажется, к нему вернулась надежда.
– Возле кафе «Олимпия» есть автомат, пойдемте туда…
Полковник втиснулся в телефонную будку и зажёг свет.
– Двушку дать?- нетерпеливо спросил Стасик.
– Всё предусмотрено, парень!
Володя хитро подмигнул и извлёк из кителя советскую двухкопеечную монету. Уверенно и быстро стал набирать номер.
– Добрый вечер!- сказал он невидимому собеседнику, - полковник Климчук беспокоит. Я из Минска прибыл. Мне срочно нужен Виктор Николаевич. Ещё на работе? Прекрасно! Нет, не соединяйте, я сейчас подойду.
Глаза Климчука горели. Он как-то весь подобрался, сосредоточился.
– Вот что, друже,- сказал он мне, - возьми-ка ты мой рюкзачок. И отдай мне свой кейс. С товарищем я предпочту переговорить с глазу на глаз.
Подхватив, как пушинку, тяжелый кейс, Климчук стремительным шагом нырнул куда- то в кусты сирени и скрылся. Припять Володя знал хорошо.
– Куда это почапал ваш странный полковник?- заинтересованно спросил Стась.
– В Комитет государственной безопасности,- ответил я. – Пойдём, Стаська, прогуляемся. Мороженого покушаем.
– Какое мороженое в одиннадцатом часу ночи?- удивился Стас.- Закрыто всё давно.
Ах, да! Конечно! Я и позабыл почти те времена, когда мороженое нереально было найти в 10 часов вечера. А порою и в 10 утра тоже.
– Значит, просто прогуляемся,- резюмировал я.
Стасик явно не возражал…
Начальник припятского горотдела КГБ УССР Виктор Николаевич Клочков наконец оторвал сверлящий взгляд от Климчука и его загадочной формы. Подполковник Клочков теперь внимательно смотрел на свой стол, точнее на невероятные для 80-х годов прошлого столетия артефакты – планшетный компьютер, смартфон и денежные купюры – тысячу белорусских «зайчиков», сто российских рублей и одну украинскую гривну.
Виктор Николаевич даже изумленно отодвинулся в кресле подальше от стола, когда на планшетнике появилось изображение Азы Лихитченко, ведущей программы « Время». Она четким, классическим голосом советского диктора рассказывала об аварии на Чернобыльской АЭС. А вот пошло и выступление Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачёва. Михаил Сергеевич был мрачен, голос севший, взволнованный: « Все вы знаете, недавно нас постигла беда – авария на Чернобыльской атомной электростанции. Она больно затронула советских людей, взволновала международную общественность…»