Горькие звёзды
Шрифт:
Пещера вскоре немного расширилась, позволив Павлу идти в полный рост. Больших ответвлений ему не встречалось — все другие пути были так низки и малы, что при всем желании нельзя было заблудиться на единственной проходимой пешком дороге. Шел он не быстро, внимательно изучая стены в ярком свете фонаря и не забывая смотреть под ноги. Минута за минутой природный коридор просто вел его вглубь горы, несильно изгибаясь то в одну, то в другую сторону. Никаких признаков присутствия крупных животных Павел не видел, как и никаких признаков разумной деятельности.
Он уже довольно далеко углубился в гору, по ощущениям, пройдя ее середину, когда услышал это. Низкий раскатистый гул, плавно переходящий в монотонный рев, вскоре распадающийся на дьявольское стаккато, в свою очередь, оканчивающееся громким стрекотанием.
Песня закончилась, и парень понял, что не может вспомнить где находится. Добрых пять минут ему потребовалось, чтобы отдышаться и прийти в себя.
Это не шум обвала. Может, где-то проседает грунт, и вода выжимает воздух через узкие «трубы» пещер? Как бы то ни было, звук шел спереди и как будто снизу.
Скрепя сердце, Павел двинулся вперед. Мелкие ответвления и щели попадались все чаще, а через пятьдесят метров тоннель задирался вверх и распадался на многочисленные известняковые промоины. Но сбоку от еще проходимого участка тоннель открывался в некую полость. Посветив фонарем, Павел обнаружил перед собой большую яму, по стенам которой он спустился на горизонт ниже. Там он выбрал самый крупный тоннель, ведущий на север и через пару минут оказался на первой серьезной развилке: можно было пойти либо вперед, либо свернуть на восток. Впрочем, долго выбирать не пришлось. В стене тоннеля он обнаружил хорошо знакомые куски белой керамики, вбитые в известняк как картечь. И, если пренебречь возможностью рикошета, то обломки прилетели из восточного тоннеля.
Восточный тоннель открывался в подземный зал. Можно сказать, даже в подземный концертный зал: парень оказался на своеобразной каменной сцене, приподнятой на полтора метра от пола пещеры. Видимо, это был единый кусок твердого камня, который не смогла проточить вода. Невдалеке в своде пещеры можно было различить красноватое пятно — значит, он достиг северного склона и наблюдает последние лучи солнца сквозь какую-то дыру. Павел направил фонарь на влажное дно пещеры.
3
Дочь космоса
Здесь она и покоилась, наполовину погрузившись в смердящую плесенью жидкую грязь. Под лучом фонаря, беспорядочно скользившего по дну зала, грязные перья ее кирасы сыпали неожиданно живыми искрами — белыми и желтыми, будто бы человек проник в заброшенное святилище, потревожив светом пыльные сокровища давно сгинувшей цивилизации. Пятиметровый торс Звездной Девы, покрытый чешуйками чудесного металла, полого поднимался из жижи, так что утонуть богине не грозило. От ее нижней части, где, видимо, и находились ранее все ее конечности, остались лишь обугленные останки, корявыми палками торчащие из лужи то здесь, то там, вперемешку с керамическими обломками.
Павел, задержав дыхание и мысленно сосчитав до десяти, настроил фонарь на широкий луч и еще раз осмотрел всю пещеру сверху донизу. Что же, в первом приближении все ясно: спасательная капсула, или иной небольшой аппарат, не предназначенный для самостоятельного полета, ударил в скалу, пробил свод пещеры, и вдребезги разбился о дно. Удивительно ровное оплавленное чашевидное углубление на дне пещеры, признаки которого можно различить даже несмотря на затопление, могло быть оставлено только воздействием очень высокой температуры. Что это было — взрыв посадочного двигателя или какого-нибудь накопителя энергии — человек знать не мог, но вспышка очевидно испепелила и остатки капсулы, и добрую половину тела пришелицы. Искалеченная и обездвиженная, она уже ничего не могла предпринять, на долгие десятилетия нелепо и жалко застыв подобно низверженному идолу.
И тем не менее, она была жива. Возможно, Павел специально тянул время, минута за минутой изучая ее все еще великолепную кирасу, ярким лучом зажигая просвечивающие сквозь пыль и грязь позолоченные кромки синих перьев, безуспешно пытаясь прочитать вязь золотых символов на их поверхности, скользя взглядом меж концентрическими рядами шипов, с которых на грудь богини да в грязь ниспадали траурные ленточки. Он заранее был готов увидеть ее окончательно
Но она была жива. Предательский луч выхватил из темноты легкое, почти обморочное шевеление белесых коротеньких педипальп поверх горжета [1] , венчавшего кирасу над рядом самых длинных шипов. Человек скользнул лучом выше, меж разведенных в стороны половин длинного раздвоенного рыла, осветив целый лес похожих на толстых червей щупалец — полых, поблескивающих загнутыми зубцами вокруг сосательных отверстий. О, да, Звездную Деву действительно можно было назвать златоглавой — повыше рыла черепообразный хитиновый щиток был покрыт золотой краской, блестящие полосы которой аккуратно огибали обильно рассыпанные по обеим сторонам спинки щитка сенсорные бугорки — размером с кулак, те таращились на человека множеством красных глазок, тянулись к нему чувствительными волосками — принюхивались? Темя же пришелицы венчала златотканая повязка, которой был перехвачен солидный пучок полужестких длинных (они достигали дна пещеры) отростков, сплошь заросших чем-то вроде золотистой шерсти.
1
Здесь: часть рыцарских доспехов.
«Ну вот и познакомились, — подумал парень. — В общем-то, она не страшнее какой-нибудь креветки… Только уж очень она большая!»
Павел извлек из внутреннего кармана чехол. Секунду спустя Перо заискрило в свете фонаря. Сотни глаз пришелицы, казалось, завороженно следили за его руками, синхронно поворачиваясь, когда он прохаживался вдоль края ямы, выискивая, нет ли способа безопасно подойти чуть ближе. Оставленный на плоском камне близ ямы фонарь широким неярким лучом освещал и человека и Деву, помимо того, давая его глазам привыкнуть к темноте после ярких сполохов света и искр. Только через несколько минут он рассмотрел фосфоресцирующие зеленые точки между щитком и рылом: скрытые в ноздреподобных углублениях, они легко терялись в более ярком свете. Словно в ответ на его взгляд, огоньки замерцали, задвигались — и вдруг «ноздри» вывернулись наизнанку; превратившись в конические выступы над рылом богини, они просто взорвались сполохами зеленого огня, такого притягательного, что человек не смог бы отвести глаз, даже если бы захотел.
Немногие рассмотрят самоубийственную стремительность линий в груде обгоревшего металла, бывшего когда-то спортивным автомобилем. Не каждый признает неприступную цитадель в нагромождениях обветренных камней. И никто не поймет, насколько же прекрасной была Звездная Дева — и в свои былые дни, и сейчас.
А он это видел! Видел, и какой она была, и какой должна быть, и какой она будет — если он поможет.
Да, она была в высшей степени интересной молодой дамой! Он как наяву увидел ее шествующей по мощеной металлическими плитами площади, и ни грязь, ни пыль не пятнали синие перья ее доспехов. Тусклый дневной свет выбивал из них белые искры неохотно, и тем заметнее были редкие, но яркие голубые росчерки — признак довольно сильного радиационного фона. Все пять ее длинных изящных многочленных ног были при ней, выстукивая одетыми в темные сеточки когтистыми лапками [2] четкий ритм — в котором, впрочем, угадывалось едва сдерживаемое нетерпение, но это нормально для молодых эшмалеф. Ритму по-паучьи быстрой и плавной поступи вторил перезвон пластин латной юбки, что пониже кирасы полностью скрывала верхние членики ног и нижний — двигательный — отдел ее тела, как и пристало приличной девице. К лицу ей была и «военная» выправка: торс чуть отклонен назад, голова же, легко покачивающаяся на высоте десяти метров, напротив, чуть опущена, дабы молодая королева не выглядела излишне надменной.
2
Не уменьшительно-ласкательное, а название последнего членика паучьей ноги.