Горький квест. Том 3
Шрифт:
– Мы умышленно повышаем концентрацию всего того, что составляло повседневную жизнь в те годы, чтобы вы смогли, образно выражаясь, сразу приобрести и надеть костюм, который конструировался годами. На самом деле можно было пройти весь комсомольский возраст и ни разу не попасть на заслушивание персонального дела, а у нас с вами таких дел будет целых шесть за короткий период. Это вынужденная условность.
Расходились наши молодые участники заметно поскучневшими. Да и немудрено. Тяжело им, привыкшим к свободе и виртуальной анонимности, примеривать на себя жизнь, в которой не существует понятия приватности, зато кругом сплошные правила и ограничения.
Стоя
После собрания она попыталась вспомнить это ощущение, вернуть его себе, снова оказаться внутри кокона, и тогда никакие слова Дениса ее не тронут, не оцарапают. Но ощущение почему-то не возвращалось. Дуня решила посоветоваться с Ириной, и та порекомендовала ей постараться как можно лучше сохранить в памяти обстановку собрания.
– Когда почувствуешь, что нужен кокон, – сразу вспоминай, как тебя опускали, вспоминай Полину, Виссариона, а главное – вспоминай свои мысли. Первое время потребуется усилие, но потом будешь закутываться в кокон уже автоматически.
– Точно? – недоверчиво переспросила Дуня.
– Гарантирую. Почти у всех актеров, например, есть такие приемы, чтобы вовремя заплакать. Или, наоборот, искренне, от души расхохотаться.
– И у тебя?
– И у меня. Конечно, для всего требуется навык, а для формирования навыка нужны тренировки, но если не лениться, то все получится.
В этот день Дуня больше ни разу не вышла из квартиры, пропустила ужин, отказалась от принесенных Ириной из буфета бутербродов.
– Ты и на обед не ходила, и в ужин не поела, – беспокоилась Ирина. – Так нельзя, Дунечка, ты скоро прозрачной станешь. И ты парню своему обещала не пропускать, забыла?
Да, она же обещала Ромке честно съедать завтраки, обеды и ужины… Но в голове засело непонятно откуда взявшееся странное ощущение, что если она, Дуня, съест хоть крошку, если сделает хотя бы один шаг за дверь квартиры, то тем самым нарушит хрупкий баланс, благодаря которому может появиться спасительный кокон. Она должна сидеть неподвижно или лежать, тогда крошечный зародыш этого волшебного кокона сохранится у нее внутри и, быть может, прорастет, окрепнет.
Ей пришлось сделать заметное усилие, чтобы стряхнуть с себя наваждение.
– Ира, тебе не кажется, что я головой тронулась? – тихо спросила Дуня.
– Кажется, – сердито отозвалась Ирина, наливая в чашки чай. – И будет казаться до тех пор, пока ты не поешь. Давай-ка заканчивай валять дурака, поднимайся с дивана и садись к столу. Я тебя покормлю и выйду прогуляться. Меня сейчас в столовой Артем озадачил вопросом о вчерашней пьесе, мы договорились с ним после ужина пройтись до озера и обсудить. Кстати, вопрос любопытный. Может, пойдешь с нами?
– Нет, я дома побуду.
Превозмогая страх, почти граничащий с паникой, Дуня откусила и прожевала первый кусок. Сделала глоток чаю, откусила снова. Жевала, глотала и прислушивалась к себе. Зародыш кокона ощущался голубым прозрачным шариком, сделанным из чего-то мягкого, этот шарик словно висел где-то чуть ниже гортани и слегка вибрировал. Вот уже два бутерброда съедены, а шарик, кажется, никуда не пропал. «Ну и чего я распсиховалась? – сказала
Она добросовестно съела все, что принесла куратор. Но из квартиры все-таки не вышла до самого утра, когда пришлось идти на завтрак, а потом на обсуждение пьесы «Старик».
Роль комсорга далась Наташе тяжело, и после собрания она чувствовала себя отвратительно грязной и подлой. Неужели в те времена, которые казались ей честными и красивыми, нужно было непременно проходить через такое? Неужели каждый должен был так себя вести? Неужели это и есть та самая игра по правилам, о которой все время твердят дядя Назар и Галина Александровна? Правда, Галина сказала, что можно было пройти весь комсомольский возраст и ни разу не попасть на подобное омерзительное судилище, но все равно… Все равно были игры и были правила, и нужно было притворяться и лицемерить. Выходит, зря Наташа так тосковала по тому времени, мечтала о нем, рвалась туда. Сегодня вокруг куча всяких глупостей и маразмов, которые ее бесят и не дают дышать, но хотя бы нет правил и нет притворства. Сегодня все честно, сегодня свобода. Правда, честность эта все время почему-то оборачивается хамством и злобностью, достаточно почитать комментарии к любому посту, чтобы увидеть, как люди, прячущиеся за аватаркой с безликой картинкой вместо фотографии, брызжут ядом и оскорбляют друг друга, не выбирая выражений. Получается, отсутствие анонимности, как раньше, давило людей и заставляло быть такими, какими они на самом деле не являлись, а нынешняя возможность скрыть свое лицо и свою личность выпускает наружу самое худшее, самое грязное и низкое, что есть в человеке. С одной стороны, лживо и прилично, с другой – честно и мерзко. И что лучше? Что правильнее?
Нигде ей, Наташе, нет места, ни там, ни здесь.
Она бездумно слонялась по квартире, не зная, куда себя приткнуть. Маринка исчезла сразу после собрания, наверное, опять вынашивает очередной план и пытается его осуществить. Она вообще в последнее время отстранилась от подруги, вчера на чтение пьесы не пришла, а ведь было так здорово! Конечно, хорошо, что она не жужжит над ухом, мешая читать и заставляя все время оценивать ее внешний вид и участвовать в глупых надоевших разговорах о том, как она «сделает американца», но почему-то немного обидно. И странно. И еще Наташе очень не понравилось, что Маринка проголосовала на собрании за исключение Евдокии из комсомола. Да, игра, да, все понарошку, да, правила, но… Как-то это нечестно. Нечисто. Настоящая Маринка никогда не думала так, как думала «комсомолка Марина». Ведь Сергей воздержался, а Тим и вовсе рискнул проголосовать «против», а она… Зачем? Наташа голосовала «за», потому что так было написано в ее шпаргалке, ей по роли положено, таково правило. Была бы ее воля, она ни за что не подняла бы руку, постаралась бы спасти Евдокию от позора. Маринка могла хотя бы попытаться, как это сделал Сергей. Но она и не попыталась.
А что было бы, интересно, если бы Наташа сделала не так, как написано в шпаргалке?
Она открыла свою тетрадь на первой странице, нашла телефон Назара Захаровича, позвонила. Длинные гудки, никто не подходит. Скорее всего, сидит, как обычно, у Ричарда, обсуждают собрание. Кому бы еще позвонить? Галине Александровне? Начало шестого, у нее лекция, и там, как обычно, Артем. Удобно ли зайти посреди занятия? Наверное, нет. Вилен? Если у Ричарда собрались, но он тоже наверняка там. И Семен. Надежда Павловна занята, готовит ужин, ей не до разговоров. Остаются артисты.