Горький обман

Акваа К.

Я вздыхаю и на мгновение закрываю глаза. — Хелиа?

— Да, босс?

Я открываю глаза и говорю, все еще глядя на Мейса. — Ты ведь знаешь, как заставить людей подписать документы, верно? Сделай это.

Я поворачиваюсь и отхожу от Мейса. Я отодвигаю от него кресло и откидываюсь в нем.

Хелиа огибает стол и обрушивает кулак на лицо Мейса. Он хватается за руку, насильно подписывая бумаги, передавая мне свою журнальную компанию.

— Нет! Вы не можете этого сделать! Это преступление! — кричит он и бьется в руках Хелии, но на

это уходит в общей сложности секунд десять.

— Нет! — кричит Мейс.

Он поворачивается к Хелиа и пытается ударить его. Хелиа отпускает его руку и стреляет ему в бедро. Мейс падает на землю.

— Хелиа. Уходи, — говорю я, вставая со стула.

— Ублюдок, — выплевывает Хелиа, его глаза такие темные, что я точно знаю, что он сделает, если задержится еще на минуту.

Мейс — мой.

Мой, чтобы убить.

Хелиа выбегает из кабинета, а я достаю свой собственный пистолет.

Мейс кричит, умоляет. Тащится по полу. Умоляюще смотрит мне в ноги.

— Пожалуйста, не убивайте меня. Я больше не трону ее, обещаю. Вы можете забрать свои деньги. Занесите меня в свой черный список. Пожалуйста. Пожалуйста. Я больше не буду к ней прикасаться.

Он вызывает у меня отвращение.

— Не достаточно, Мейс, — выдавил я из себя.

Я наклоняюсь, хватаю его за воротник и притягиваю к себе, чтобы его лицо оказалось напротив моего.

И так я провожу следующие два часа. Я мучаю его, нанося удары снова и снова, пока от него не останутся лишь сломанные кости. Его лицо и тело в крови, и он уже почти не понимает, что происходит. Ярость внутри меня от мысли, что он столкнул Аврору с лестницы, что причинил ей боль и оставил ее там всю в синяках и переломах, делает меня безжалостным, ненасытным к его боли. Огонь, разгоревшийся во мне из-за Мейса, невозможно выразить словами.

Он причинил ей боль. Он прикоснулся к ней, даже после моего предупреждения.

— Мне нужно идти, но это могло бы длиться дольше, Мейс. Так долго, что ты даже не вспомнил бы свое имя.

С этими словами я достаю пистолет и дважды стреляю ему в сердце. Мои руки в крови, коричневая рубашка забрызгана красным.

Мне нужно переодеться. Надо было надеть черную.

Я выхожу из офиса мертвеца, но останавливаюсь у входных дверей, когда вижу, как Эмброуз выходит из машины, а за ней ее мать. На ней зеленое платье с туфлями на шпильках, как у Авроры, но что-то в ней всегда не так.

Как будто она скрывает какой-то грязный секрет.

Когда она поднимает на меня глаза и видит, что я стою в дверях, весь в крови, ее глаза расширяются, а губы подрагивают. В этот момент я понимаю, что Хелиа нигде нет, а его пистолет лежит на тротуаре.

Неужели он уехал в спешке?

Он должен вернуться сюда и устранить этот беспорядок.

Это была его работа.

Покачав головой, я бесшумно прохожу мимо Эмброуз. Она останавливает меня, крепко сжимая мою руку.

Я смотрю на нее сверху вниз и вижу в ее глазах убийство.

— Лучше бы это было не то,

что я думаю, мистер Кэйн. Лучше бы это не было чем-то плохим, — угрожает она.

Я ухмыляюсь ей, явно забавляясь. — Примите мои глубочайшие соболезнования, Эмброуз Торре.

Затем я поворачиваюсь и ухожу. Ей понадобится удача из-за того, что с ней должно произойти.

Смерть отца — это только начало того, что ждет ее впереди. Человек, похитивший Эмброуз, вернулся и готов бросить ее в ад.

Сев в машину, я велю своему водителю съездить в ближайший магазин и купить мне новую коричневую рубашку. Переодевшись в машине, я еду к своему зданию, зная, что Аврора скоро придет на обед.

Я убил ее отца.

Вздох срывается с моих губ. Большинство ее проблем теперь в прошлом, и я надеюсь, что она увидит, что я сделал для нее. Надеюсь, она не отступит от меня ни на шаг после того, как я только что вернул ее.

Она поймет.

Поймет.

Минуты идут, я сижу в своем кабинете, не сводя глаз с двери.

Ее здесь нет.

Она уже узнала?

Эмброуз сказала ей?

Проходит еще тридцать минут, и тут дверь распахивается. Аврора вбегает, запыхавшись, как будто она бежала.

— Прости. Я засиделась на работе, а потом приехал Сэм, и он слишком долго уезжал. Потом пробки… Это был просто ад — добираться сюда. У тебя ведь нет встречи? Мы ведь еще можем пообедать?

Она пыхтит и отдувается, но все, на что я могу смотреть, — это то, как прекрасно она выглядит.

Ее волосы мягкими локонами спадают по спине на боковую часть, давая мне возможность увидеть висящие серьги и гладкую шею, на которой все еще видны слабые намеки на засосы, которые я ей поставил.

Я встаю из-за стола и двигаюсь к ней, не желая говорить ей, что пропустил две встречи, ожидая ее, и что я буду ждать еще дольше, если она захочет.

Она роется в пакете с покупками и достает черную коробку, обмотанную белой лентой.

— Это тебе.

Взяв у нее коробку, я открываю ее и обнаруживаю часы. Они золотые, с бриллиантами вокруг циферблата. Я знаю, как правильно расположить их в моем ящике с часами.

— По какому случаю?

Я поднимаю брови, но она уже почти подпрыгивает на ногах.

Ее улыбка широкая и взволнованная.

— Мой отец продал свою часть акций и отказался от процента, который он хотел получить с моих продаж. Я так счастлива, Ремо, что могу лопнуть. Ты не понимаешь, как сильно это мне поможет.

Без предупреждения она прыгает в мои объятия, обнимает меня и крепко сжимает.

Секунду я стою в шоке, затем медленно обхватываю ее за талию и притягиваю к себе. Через несколько секунд я прижимаю ее к себе еще крепче. Ее тепло и радость заглушают нечеловеческие мысли, которые проносились у меня в голове.

Как может человек, который забирает жизни, который скрывает свои злые намерения и грязные дела, держать в своих объятиях такую женщину и быть достаточно самоотверженным, чтобы отпустить ее?