Горький обман
Шрифт:
Такая гордая, властная фигура, самый богатый человек Лондона, стоящий передо мной на коленях.
Раздается вспышка, и я слышу, как кто-то говорит, что обязательно опубликует это.
Тяжело сглотнув, я. киваю.
Потому что я люблю этого человека и не могу представить себя с кем-то другим. Видя, что он хочет попросить у меня прощения, стоя на коленях, и что он хочет быть достойным моей любви… Я знаю, что он не сделает ничего, чтобы снова причинить мне боль намеренно.
Поднявшись на ноги, Ремо обхватывает рукой мое горло. Мой пульс пульсирует под его пальцами, когда
— Помнишь, как я сказал тебе сегодня, что трахну тебя сегодня вечером? Прими это как акт раскаяния с моей стороны, — хрипло шепчет он.
Дрожь предвкушения пробегает по моему позвоночнику, и мои губы раздвигаются. Он отпускает их, и на его лице появляется ухмылка.
— Пойдемте есть, а?
— Да, еда остынет, — говорит Камари из дверного проема.
Мое внимание приковано к Ремо, сидящему рядом со мной за ужином, и мой взгляд не покидает его.
Я прислушиваюсь к разговору, но мои мысли заняты им и только им.
— Я приготовила стейк и креветки. В школе-интернате мне нравилось готовить. Это была одна из тех вещей, которые помогали мне занять себя в свободное время, — замечает Венеция, когда я откусываю от приготовленного ею стейка.
— Потрясающе, — комментирую я, чувствуя, как во рту разгораются ароматы. Текстура тоже просто великолепна.
Она улыбается мне, ее красивые карие глаза сияют счастьем.
— Как было в школе-интернате, Венеция?
Она пожимает плечами.
— Неплохо. Не самая лучшая, но и не самая худшая. По крайней мере, я не была в приемной семье, понимаешь? Все могло быть гораздо хуже, и я благодарна Ремо за то, что он всячески поддерживал со мной связь, чтобы дать мне знать, что он меня вытащит.
Я смотрю на Ремо и вижу тепло, которое светится в них, когда он смотрит на Венецию.
Я могу с уверенностью сказать, что Венеция любит своего брата. Ей нравится, что он посвятил столько времени тому, чтобы вытащить ее.
— У тебя были друзья? Уверена, им было грустно видеть, как ты уезжаешь, — комментирую я, откусывая еще один кусочек стейка. Мой взгляд устремляется на раздвижные двери кухни. Они отремонтированы и закрыты, но мое сердце трепещет при воспоминании о том, что произошло на этой кухне.
Венеция смеется, качая головой.
— Да, она была такой. У меня была только одна подруга, потому что я показалась другим девушкам слишком грубой. Не знаю, почему и как, но я не собиралась их обижать.
Я улыбаюсь, находя это забавным, потому что понимаю, что Венеция имеет в виду. В ней есть зрелость, которую невозможно не заметить, как будто посещение этих частных школ-пансионов закалило ее. Какова бы ни была причина, я надеюсь, что это не повлияло на ее психику.
С ее длинными каштановыми волосами, загорелой кожей и стройной фигурой я уверена, что она вернет себе все утраченные краски, пока будет жить с нами здесь, пытаясь адаптироваться и решить, хочет ли она остаться здесь и дальше или переехать.
Я знаю, что Ремо предоставит ей этот выбор. Он знает, как много времени в ее жизни занимали другие люди, принимавшие за нее решения, и теперь, когда она стала совершеннолетней и достаточно взрослой,
— Я ни к кому там не привязывалась. — Она улыбается, в ее глазах мелькают далекие воспоминания.
Ужин проходит достаточно быстро, но мой желудок скручивается от тяжелого предчувствия, зная, что сейчас произойдет. Венеция поднимается в свою комнату, самую дальнюю от нашей. К счастью, я не думаю, что Хелиа вообще вернется, так как он не приходил.
— Помнишь, что я тебе говорила? — шепчет мне на ухо Камари, когда они с Раулем прощаются.
Я хмурюсь, но замешательство длится всего секунду.
— Они требуют от меня многого, Аврора, того, чего я не хочу делать. То, что я бы предпочла… — Она прикусывает губу.
— Ты хочешь остаться со мной? Или мне прийти к тебе домой?
Она качает головой.
— Камари, пожалуйста, позволь мне…
— Мама и папа приедут через два месяца и спросят, в чем проблема или по какому поводу. Ты знаешь, что так поступать нельзя, пока их нет, и… — Она останавливает себя и делает шаг назад.
— Камари, позвони мне. Пожалуйста, позвони мне, когда станет слишком тяжело или тебе нужно будет поговорить. Ты знаешь, что я никогда не позволю тебе пойти по этому пути. Ты должна следовать за своим сердцем.
Она одаривает меня усталой улыбкой и кивает.
— Да, конечно.
— Камари, поехали, — кричит Рауль, стоящий возле машины.
Камари поспешно вытирает глаза, и я снова обнимаю ее, крепко прижимаясь к ее шее. Она тоже обнимает меня.
— Я рада, что ты простила его, Аврора. В таком опасном мире, в котором мы живем, Ремо будет тем, кто защитит тебя во время всего этого. Он так много сделал для своей сестры, представь, на что он пойдет ради тебя.
Я киваю, и сердце мое становится легче, чем когда-либо.
Как будто он убил пять человек своим мачете, не потупив глаз.
Тяжесть, убивавшая мои цветы, исчезла, и солнце снова появилось на небе, заставляя мои цветы расцветать. Заставляя расцветать мое сердце.
— Спасибо, что ты здесь, Камари.
Когда я подхожу к двери своей спальни, свет выключен, за исключением единственной лампочки из ванной, поэтому я направляюсь к шкафу и переодеваюсь в шелковое черное платье, которое я создала для новой коллекции. Тонкие бретельки и глубокий V-образный вырез, ткань свободно струится по телу, доходя до колен. Низ платья отделан перьями. Оно идеально подходит для сна жаркими летними ночами.
Выходя из шкафа, я замечаю Ремо, который стоит посреди комнаты и разговаривает по телефону. Свет от экрана освещает его лицо, подчеркивая резкие черты. На нем нет рубашки и свободные пижамные штаны.
Кажется, он слышит меня, потому что гасит экран и оборачивается. Его взгляд падает на мое платье. Впервые за несколько недель я надела то, что мне нравится, а не майку и шорты. Я наконец-то выхожу из маленькой темной пещеры, в которую я забралась, и хотя это не быстрый процесс и никогда им не будет, я знаю, что в компании Ремо я всегда чувствовала себя в безопасности, и это то, что я никогда не забуду.