Горький привкус победы
Шрифт:
Иванихин объяснял, что он из очень богатой семьи крупного бизнесмена, да и сам уже зарабатывает деньги в своем собственном бизнесе. Барков верил Павлу на слово: по одежде, поведению и всем манерам этот молодой человек действительно был похож на отпрыска русского олигарха. А то, что фамилию эту не треплет желтая пресса, говорило как раз в пользу версии Павла. Олигарх, похоже, был настоящим и в объективы телекамер не лез.
В конце концов тренер Барков и фанат тенниса Павел, несмотря на разницу в возрасте, стали друзьями, которых водой не разлить.
Однажды
Павел очень хотел бы, чтобы его соперник потерпел фиаско прямо на глазах своей молодой жены. Одним словом, нужно, чтобы Артур во что бы то ни стало потерпел поражение в матче с Николаем Барковым.
После долгих раздумий тренер Барков решил помочь обиженному другу. Ему пришла мысль сделать то, что он уже не раз проделывал в отношении юных теннисистов. Тем более что волею судьбы его сын оказался в третьем круге московского турнира соперником обидчика этого Павла.
Поскольку гениальный план мести пришел в голову Баркову, за свою идею, суть которой он объяснил другу, тренер попросил Павла простить долг за машину, а за исполнение плана дать ему в долг еще одну сумму в размере десяти тысяч долларов.
Павел легко согласился на условия Баркова.
Правда, тренер несколько преувеличивал свои возможности. «Олимпийский» — это не корты Теннисного центра. Возможности подсыпать снотворное в питье спортсмену могло и не представиться. Но Барков во время матча упорно терся у кортов. И был вознагражден случаем. Или судьбой?
А Павел… А что Павел? Он был на матче. Видел, как Барков подавал Асафьеву усыпляющую воду. И дальнейшее видел. После завершения игры дождался Баркова и передал ему обещанную сумму. После этого Барков до сегодняшнего дня его больше не видел…
Глава 9 СОУЧАСТНИКИ
В начале восьмидесятых поездка от Москвы до Байкала продолжалась почти неделю. Привыкшие жить на колесах, пассажиры уже не обращали внимания на болтанку, регулярно выбегали на станциях за пивом и отсыпались на пять лет вперед. Но у любой дороги есть конец. Прохладным утром, освежающим после бессонной ночи на границе, поезд обогнул высокий голый склон, на котором многометровыми буквами из белого кирпича были выложено загадочное заклинание МАХН МАНДТУГАЙ! — и стал виден город, точнее, его новые районы, живописно разбросанные по сопкам, в котловине между которыми, в долине Толы, и расположилась столица Монголии.
Еще минут пятнадцать зеленая «сороконожка» извивалась между белоснежными ажурными двенадцатиэтажками, целый микрорайон которых был подарен братскому народу генеральным секретарем. Потом с одной стороны от вагонов
Засуетились, забегали опытные пассажиры, выволакивая на перрон огромные баулы, в которых среди банок с вареньями и огурцами, заготовленными на зиму, скрывались от таможни и пачки фиолетовых купюр с портретом вождя, и водочка, и сигареты, не унюханные свирепыми псами на границе.
Получившие первое назначение лейтенанты со своими чемоданчиками кучковались у выхода из вагона, не зная, в какую сторону двигаться дальше. От дальнего угла вокзала к ним тотчас направился молодцеватый майор с детским румянцем на щеках и голубыми глазами, покрытыми сетью красных прожилок, выдающих явное нарушение спортивного режима.
— Милюков, — подойдя, представился он и облизнул пересохшие губы. — Там, на площади за вокзалом, военный кунг. Найдете сами. Грузитесь, герои, а я сейчас…
И, не обращая больше на прибывших никакого внимания, удалился по направлению к вокзальному буфету в надежде приобрести, несмотря на раннее время, бутылочку жидкого «анальгина».
Военный городок помещался на широкой террасе одного из опоясывающих столицу холмов за дощатым забором чуть выше человеческого роста, выкрашенным в грязно-коричневый цвет и с колючей проволокой поверху. На каменистой, сдирающей кожу — едва коснись ее ладонями — земле были выстроены пять двухэтажных блочно-щитовых (именуемых «блочно-щелевыми») бараков. Отчего-то эти хлипкие конструкции гордо именовались домами, да не простыми домами, а «домами офицерского состава», или сокращенно «досами», и, следовательно, именно в них надлежало проживать тем счастливцам, которых оставят в Улан-Баторе, а не зашлют в глубь пустыни.
Далее, если по извилистой асфальтовой дорожке подняться над уровнем моря метров на десять повыше, можно было, минуя лазарет и офицерскую столовую, выйти к трем одноэтажным строениям из мягкого камня — сердцу части — штабу, узлу связи и оперативному отделу. За ними — две такие же одноэтажные казармы. В стороне и еще выше располагался отдел радиоперехвата — металлический ангар в виде половины врытой в землю бочки. А ниже всех построек раскинулось антенное поле, где спокойно можно было разместить два десятка футбольных.
…Неделю спустя в штабе части абсолютно седой, худой и очкастый полковник, державшийся так прямо, словно вместо позвоночника у него был прут арматуры, закончил читать список должностей, на которые он назначил вновь прибывших, и осведомился:
— Всем ясно?
Ясно было всем, кроме компьютерщиков.
— Вопрос разрешите? — подал голос лейтенант Афанасьев. — То есть система «Сторож» ожидается не ранее чем через год? Зачем же государство пять лет на меня деньги тратило? Чтобы я тут занимался тем, чего не умел никогда?