Горький шоколад 2. Из пепла
Шрифт:
От скуки она стала посещать кружок русских эмигрантов, но как только Ник узнал об этом, так тут же наложил свое вето. Осталось море, гимнастика для беременных, общение по скайпу с Ником и Максом, чисто по работе. Ну и испанский, конечно.
Глава 6. За все нужно платить
Где-то назойливо пищал какой-то прибор, не давая вернуться в беспамятство. Во рту все пересохло, спина страшно устала от лежания, а повернуться не давали какие-то трубочки во рту и иглы в руках. Попытка открыть глаза удалась только с третьего раза. Перед глазами был белый потолок, слева – окно за ширмой, справа кто-то стонет и мечется. Дэн попытался кашлянуть и позвать кого-нибудь, потянулся
–Тихо, тихо! Вам пока нельзя вставать! – Девушка легко нажала на плечо, укладывая его назад, быстро проверила капельницу.
– Пить! Можно мне попить? – Из-за пересохшего горла голос был сиплым.
– Придет доктор, и скажет можно или нет, а пока так, – и она бинтиком смочила губы, он невольно попытался проглотить воду с бинта, но в рот почти ничего не попало.
– Где я? Что со мной? – Теперь он увидел, что лежит голым, на высокой, как стол, кровати, под ним одна тонкая простынка поверх клеенки, и укрыт он до пояса так же тонкой тканью. Было зябко, неприятно, и затекли все органы.
– Вы в реанимации, вам сделали операцию на сердце, сутки назад. Пока вам еще ничего нельзя. После наркоза может тошнить, а это опасно. Остальное расскажет врач, я не имею права.
– Пить нельзя, можно прополоскать рот, – с трудом выговорил Дэн.
– Хорошо, сейчас. – Медсестра принесла стакан с глотком воды и судок, Дэн набрал глоток, и почувствовал блаженство – казалось вся вода впиталась в язык, – сплюньте сюда, пожалуйста. И потерпите, врач будет через полчаса, он на планерке.
Закрыв глаза, Дэн вспоминал последнее, что было до того, как его поглотила тьма. О, черт! Сергей же сказал, что Оксана утопилась! От этой мысли в груди опять зажгло углем, а приборы сошли с ума. Вокруг забегали люди, что-то кололи, под нос совали нашатырь, но он опять лишился сознания.
Привели в себя его не сразу, боль в груди не хотела затихать, дыхание никак не выравнивалось, и тут кто-то резко хлестнул его по лицу. От неожиданности он открыл глаза. Строгая женщина, лет за сорок, в больничной шапочке и маске, склонилась над ним.
– Стоять! Умирать не в мою смену! Тебя три часа вытаскивали, а ты нам всю работу насмарку! А ну держись, ты мужик или кто!
Я мужик, нет я не мужик, я мудак, думал про себя Дэн, я убийца, зачем меня спасали? Я убил и… Оксану, и своего ребенка! Какое сердце может это выдержать? Вот оно и не хочет служить такому монстру.
Его накачали успокоительными, он либо спал, либо бездумно смотрел на ширму. В палате было три человека, почему-то за ширмой лежала женщина, за другой хрипел старик. Он и не знал, что реанимация внеполовое отделение, и там все равны. Как и для смерти, тупо размышлял он. Пришел ночной санитар, приступил к вечерним процедурам – подмыть больных, сменить простынки. Молодой симпатичный парнишка, делал все быстро и аккуратно. Женщина за ширмой завозилась, стала просить девочку-санитарку, стеснялась. Однако парнишка быстро пресек разговоры, выполнил свою работу, пригасил свет и вышел.
Какая ей разница? Мальчик-девочка? Радовалась бы, что жива. И опять скрутило в узел и грудь и живот – жива, жива, он жив, а … его женщина и ребенок? И слезы потекли по вискам.
Его перевели в палату, приходил психиатр, вел беседы, убеждал что надо жить. Приходили коллеги, приносили апельсины – он смотрел тупо, интересно, почему всегда апельсины? Мысли были вялы, охватила апатия. Есть не хотелось, жить не хотелось. Сергей, детектив, пришел ругаться,
– Где ее похоронили? – спросил Дэн наконец.
– Ее не нашли, два дня искали тело, река унесла. Енисей, он такой, не все отдает.
– Даже могилы не будет, ты знаешь уже, что она была беременна?
– Знаю. Не буду говорить, что ты не слушал меня. Но, скажу одно – я с тобой, ты мне как сын. Надо жить. Давай жить. А что не нашли, к лучшему, думай, что она жива. Она столько перенесла, может и сейчас выживет? Думай, что она где-то там, вдали у теплого моря.
Никто из них не мог выговорить имя Оксаны, язык не слушался, только «она».
Потом пришла Ольга, как будто они и не расставались. Безупречная прическа, тонкие чулки из-под белого халата, холодные духи. Ласково погладила по лицу, поцеловала в щечку, как друг. Стала выкладывать на тумбочку баночки и судочки – суп-пюре, паровые котлетки из телятины. Заботливая, тихая, не задающая вопросов. Когда разрешили ходить, выводила в парк, сидела рядом молча и держа за руку, так что он забывал о ее присутствии.
Она же привезла его домой, он зашел со сжимающимся сердцем, но в доме было чисто, пусто, и никаких следов Оксаны. «Ну да, я же забыл забрать у Ольги ключи». Он понимал, что она стремится занять место рядом с ним, что она рада тому, что соперницы больше нет. Но думать было больно, и по большому счету, ему было все равно. Ольга постепенно привезла все свои вещи, стала вести себя хозяйкой.
Дэн вышел на работу, и жизнь покатилась вперед. Лежа без сна по ночам, он приходил в ужас – как же так, её нет, а все идет как прежде. Солнце встает и садится, идут дожди, скоро осень, люди идут на работу, живут, едят, ездят на моря, как будто на земле никогда и не было этой девушки. И он сам живёт. Пусть как робот, но живет. Дэн бросил спорт, похудел, виски покрылись легкой сединой, у губ и глаз залегли горькие морщинки.
Ольга видела, что она не сможет пробить эту стену льда, ей было обидно и жаль, жаль и себя и Дэна. Но отказываться от жизни, где все устроено так удобно, совсем не хотела. Она уговорила Дэна поехать в Ниццу – поправить здоровье. Он поехал, гулял с ней по берегу, ходил в рестораны, платил по счетам. Иногда они занимались сексом, после которого Ольга молча плакала в подушку, потому что это была чистая физиология и всё. О как она ненавидела эту сучку! Она бы ее утопила, удушила своими руками! Как она ненавидела этого отстраненного, бесстрастного Дэна! Как ей хотелось выплеснуть бокал вина в его безучастное лицо, или завизжать, или бить посуду в этом пафосном кабаке! Чтобы он хоть разозлился, хоть закричал, но проснулся! Но, воспитание наше всё, и она вежливо улыбалась, улыбалась, улыбалась.
Для себя она решила – доведет до ЗАГСа, и сразу же заведет себе любовника. Молодого, страстного и живого! Но пока было еще рано, рано, и она терпела.
Компенсация за терпение была неплохой, трижды за поездку Дэн не глядя оплатил ее хотелки. А хотелки все были от Картье, с бриллиантами, и неплохим вложением на черный день. Одна брошь, трансформируемая в заколку, вычурная роза из белого золота с прозрачными и розовыми брюликами, стоила вдвое больше ее машины. Злое удовлетворение, которое она получала, «раскрутив» Дэна, было заметно невооруженным глазом, хотя она думала иначе. Дэн все видел, все понимал, он еще раньше её рассмотрел, потому и расстался, но теперь…Теперь в душе была черная дыра, было так холодно, что чужая, черствая и жадная, но живая женщина, его устраивала.